– Привет, – произнес я. – Я в аэропорту, чувствую себя не ахти. Скоро вылет. Я просто хотел сказать, что очень тебя люблю. Так, на всякий случай. Мало ли… У меня нехорошее предчувствие…

Я захлопнул крышку мобильного телефона. Жаль, конечно, что в последний раз Ди услышит мой голос не вживую, а на автоответчике, зато я успел сказать ей о своих чувствах. Многие погибшие не успели, а это ведь так важно. Стало чуть-чуть – самую малость – спокойнее. Я в трехсотый раз за последний час нервно нащупал в кармане куртки пластиковую бутылочку с таблетками и пошел через весь зал аэропорта Найроби к Зеду, фотографу из журнала «Джек».

– Кажется, мне надо назад, – сообщил я.

– Как? Опять в туалет? – изумился Зед.

– Нет. Еще дальше. За таможенный контроль.

– Зачем?!

– Что-то я сомневаюсь насчет перелета. Может, нанять машину и поехать по земле?

– Да ты что? Ты размеры Африки вообще представляешь?

К двадцати с лишним годам я зарекомендовал себя никуда не годным путешественником. Однако поездка в Кению летом 2002-го стала достижением даже для такого жалкого отпускника, как я. То была командировка, в которую я попал совершенно случайно.

Все шло правильно: я сел в нужный самолет, прилетел в нужное место, встретился с нужными людьми. Меня ни разу не спутали с каким-нибудь другим Томом Коксом, первоклассным путешественником. Однако то, что я вообще здесь оказался, было удивительно, причем больше всего – для меня самого.

В Найроби меня не столько отправили, сколько заставили отправиться – лестью. Сделал это редактор Джеймс Браун, который в начале девяностых основал мужской журнал «Лодед». Недавно Браун запустил новое издание, «Джек», – этакий «Лодед» для взрослых, где упор был сделан не на наготу, а на захватывающие странствия и приключения. Браун прочел мою первую книгу и позвонил мне с предложением.

– Шикарная вещь! – восхитился он. – Идите к нам в журналисты.

Я уже слышал о Брауне и видел, как его пародируют собратья по перу и фотографы. В этих пародиях он всегда разговаривал писклявым голосом. Все потому, что Джеймс Браун был очень жизнерадостным человеком. Любую его фразу хотелось произносить с особым повизгиванием.

Вскоре я привык к причудам брауновского пыла. Браун мог позвонить ни с того ни с сего и закричать:

– Поезжай изучать соколиную охоту. Будет полный отпад!

На следующее утро он начисто об этом забывал.

Я вернулся из Кении – самолетом – и стал рассказывать, как чуть не сбежал из аэропорта и чуть не поехал на арендованной машине домой через Африку и Европу. Все посчитали, что я спятил. Все, кроме Брауна.

– Ах, чтоб тебя, чего ж ты передумал?! Было б гениально! Настоящее приключение! Мы б его на несколько номеров растянули!

Через несколько месяцев он послал меня на урок эротического рисунка – для какой-то статьи в «Джеке». Увидев мои примитивные наброски, Браун позвонил с мобильного и чуть ли не с пеной у рта заорал, что хочет посоветовать своему приятелю, известному арт-дилеру Джею Джоплингу, выставить их в галерее «Белый куб».

– Ну да, – ответил я. – А как же.

Однако Браун настаивал: мол, рисунки «потрясные» и напоминают «работы одаренного ребенка». Неделю эта тема не поднималась. Наконец я осторожно ее затронул.

– А, рисунки, – протянул он и тут же перевел разговор на очередную свою сумасбродную идею: запустить льва на Трафальгарскую площадь.

Все это было позже, а в июле 2002-го я знал лишь то, что Браун страстно и не-укротимо увлечен работой. Раньше при общении с редакторами журналов и газет мне казалось кощунством задерживать их у телефона дольше четырех минут – разве можно отнимать время у таких важных людей? Однако меня Браун продержал на телефоне три четверти часа. Он рассказывал о ралли Сафари, где машины мчат по кенийскому бездорожью среди львов и жирафов, и о своем видении «Джека».

– Вы любите машины? – спросил Браун. – Конечно, любите!

Я даже не успел ответить, что весь мой интерес к машинам сводится к наслаждению киношными погонями. Причем кино должно быть начала семидесятых, а машины – «Фордами-Мустанг» и «Доджами-Челленджер».

– Машины любят все! – провозгласил Браун.

Где-то посреди этой агитационной горячки он упомянул, что на ралли я, возможно, увижу гепарда. Я навострил уши.

Загвоздка была лишь одна. Четыре года назад я летел домой из Пизы. Над Ла-Маншем в самолет ударила молния. Авиапассажиры со стажем говорят, что это не такая уж редкость и что особых поводов для беспокойства нет. Однако в тот миг я бы им не поверил. По салону пронеслась ярко-голубая вспышка, закричали люди, а потом кто-то еще пустил слух, будто самолет не смог выровняться сразу – мол, какое-то время мы просто падали. Ступив на твердую землю, я дал себе зарок: обманув воздушную смерть сегодня, я не дам ей шанса взять реванш впредь.

Мне, конечно, была известна статистика: авиакатастрофы происходят редко. Только я не испытывал никакого желания сидеть в самолете и гадать, произойдет – не произойдет.

По-моему, в машине, поезде или на судне контролировать происходящее гораздо легче. Я понимал, что подобное ощущение – иллюзия, но иллюзией этой я дорожил. Кроме того, полеты противоречили моему важнейшему убеждению: подниматься над землей на высоту больше двадцати этажей для человека противоестественно. Незадолго до разговора с Брауном я залез на первую платформу Эйфелевой башни – и с перепугу едва не рухнул на спасительные четвереньки на глазах у беспечных туристов. Поэтому надо отдать должное брауновскому дару убеждения: за время телефонной беседы он сумел изменить мое отношение к перелетам с «Никогда!» на «Возможно – если кто-нибудь будет нахваливать мои работы и долго рассказывать о леопардах!».

– Вот, к примеру, я, – хвастал Браун. – Летал на реактивных истребителях, прыгал с парашютом – и ничего. Примите валиум. Все будет в порядке.

Я последовал его совету и принял валиум в зале ожидания Хитроу. Это меня немного успокоило, но не удержало от отправки на автоответчик Ди первого из двух «последних прощальных приветов». Тогда я выпил еще валиума, на всякий случай. Уверенность в том, что скоро мои руки-ноги разметает над Альпами, несколько поблекла, зато я ощутил новую потребность – постоянно бегать в туалет по-маленькому. Я пытался смотреть романтическую комедию на большом подвесном экране, в сороковой раз читал одну и ту же страницу книги, не понимая ни слова. В конце концов я нашел чем себя занять: виртуальной картой полетов, где можно наблюдать движение самолетов над Европой и Африкой. Это бодрило получше самого крутого боевика с Брюсом Уиллисом. Следующие одиннадцать часов я не отрывал от карты глаз. Исключение делалось только для марш-бросков в туалет.