Меня отправили с инструкциями к Джону Грею. Ему следовало позаботиться о том, чтобы доставить мисс Сазерленд и миссис Дойл в дом номер семьдесят пять на Лоуэр-Слоун-стрит, а миссис Райян предстояло уложить Констанцию в постель, пока Фрейзер поведет Оскара, Конана Дойла и меня по «следу отвратительной посылки».

Однако след уже остыл. Мы нашли четырехколесный экипаж на Кингс-Роуд и добрались до клуба «Албемарль» через двадцать минут. Хаббард выложил нам кучу самой разнообразной информации (в тот вечер он был весьма предупредителен; члены клуба, и особенно Оскар, никогда не скупились на чаевые), но помочь нам не смог. Да, Хаббард помнил, что около семи часов прибыл пакет. Обычного вида кэбмен, Хаббард его не узнал, да и номер не запомнил, привез посылку к будке носильщиков. Кэбмен — южный лондонец, или кокни; акцент был неочевиден. «Это подарок для Уайльда, его необходимо доставить немедленно» — примерно такие слова он произнес.

Как только кэбмен уехал, Хаббард увидел на пакете адрес, прочитал его и понял так, что посылка предназначена миссис Уайльд, а поскольку она редко посещала клуб, Хаббард решил, что ему следует найти кэб и немедленно отправить пакет в дом номер шестнадцать на Тайт-стрит. Так он и сделал, постаравшись исполнить свой долг. Он искренне надеется, что поступил правильно. Оскар заверил его, что все в порядке, поблагодарил за труды и дал половину соверена (половину соверена!), чтобы тот не сомневался в его искренней благодарности.

— И что будем делать дальше? — спросил я, когда мы остановились на ступеньках у входа в клуб.

Уже перевалило за одиннадцать часов, январский вечер выдался промозглым и туманным, а Фрейзер все еще держал в руках «отвратительный пакет».

— Я должен отвезти это в Скотланд-Ярд, — сказал он. — Вам я предлагаю разъехаться по домам. Мы возьмем кэбы на Пикадилли.

Пока Фрейзер говорил, я оглядел пустынную улицу и заметил очертания одинокой фигуры, показавшейся мне знакомой. Человек стоял совсем недалеко от нас, перед входом в отель «Албемарль». Я понял, что Оскар также его заметил, потому что мой друг повернулся, посмотрел на меня и едва заметно покачал головой.

— Джентльмены, — неожиданно предложил он, — еще не пробило полночь, почему бы нам не выпить по стаканчику?

— Уже поздно, Оскар, — заметил Конан Дойл.

— Бросьте, Артур, всего лишь по стаканчику и домой. — Оскар не стал слушать возражений и терять времени.

Не обращая внимания на протесты Конана Дойла и Фрейзера, он решительно направился к входу в клуб. С недовольным бормотанием мы с Конаном Дойлом и Фрейзером поплелись за ним, причем Фрейзер продолжал держать в руках коробку.

— Джентльмены, — сказал Оскар, как только мы расположились в Кеппель-Корнер, — Хаббард, к вашим услугам. Что вам заказать?

Хотя Кеппель-Корнер пустовал, и после того, как Хаббард принес нашу выпивку (шампанское со льдом для Оскара и меня; бренди с содовой для детектива и доктора), мы остались в полнейшем одиночестве, однако в течение следующих сорока минут — удивительное дело! — никто из нас не упоминал о мрачных событиях этого вечера. Оскар увел разговор далеко в сторону от убийства Билли Вуда, и его манера вести себя, учитывая все обстоятельства, показалась мне неестественно веселой. Он сказал Эйдану Фрейзеру, который сидел в шляпе и пальто, держа жуткий пакет на коленях:

— Если бы я вас не знал, инспектор, то принял бы за фения[65]в бегах. Вы ужасно похожи на революционера, который не может расстаться с самодельной бомбой.

Особенно же Оскар поддразнивал Конана Дойла.

— Так вот какова ваша новогодняя решимость, Артур, — «всего один стаканчик»? Вы соблюдаете умеренность во всем, не так ли? Однако в умеренности нет ничего хорошего. Невозможно познать истину, не предаваясь излишествам. Только таким образом удается добраться до сути. Могу я попросить вас прожить этот год, отбросив осторожность? Сделайте 1890-й годом, в который вы будете культивировать хотя бы один искупаемый грех.

Фрейзера несколько обеспокоила болтовня Оскара, но Конан Дойла это лишь забавляло.

— А что намерены предпринять вы в новом году, Оскар? — спросил Артур.

— Забудем старую любовь и дружбу прежних дней![66]— без колебаний ответил Оскар.

— Надеюсь, этого не случится, — со смехом сказал Конан Дойл.

— Естественно, с некоторыми исключениями, Артур, — заверил его Оскар. — И вы окажетесь в их числе. Я знаю и свято верю в то, что мы друзья на всю жизнь, но почему бы нам обоим со смехом не признать, что некоторых людей мы не хотели бы больше видеть? И дело тут вовсе не в неблагодарности. И не в равнодушии. Просто они дали нам все, что могли, и пришла пора двигаться дальше.

— Сам себе поражаюсь, но мне кажется, что я с вами согласен, — сказал Конан Дойл, поднимая бокал и глядя на Оскара.

— О нет! — воскликнул Оскар. — Пожалуйста, Артур, нет! Когда со мной сразу соглашаются, я чувствую, что я неправ.

Мы рассмеялись.

— Роберт? — спросил Фрейзер, поворачиваясь ко мне. — Каковы ваши планы на новый год?

Я посмотрел на Эйдана Фрейзера и подумал о Веронике Сазерленд.

— Следовать велениям моего сердца, куда бы они меня ни привели, — ответил я с некоторым избытком чувств.

— И куда они могут вас завести?

Оскар тут же пришел мне на помощь.

— Не спрашивайте, Эйдан. Роберт не знает ответа, я вас уверяю. Но будет ли этот год для вас, Эйдан, годом, когда ваши сердца приведут вас и мисс Сазерленд к алтарю?

— Думаю, да. Надеюсь, во всяком случае. В этом году мне исполнится тридцать три…

— Тридцать первого августа, — сказал Оскар.

— Да, — ответил заметно удивленный инспектор. — Откуда вы знаете?

— Мне кажется, вы нам сказали, когда мы познакомились — первого сентября, на следующий день после вашего дня рождения. Вы либо сами нам рассказали, либо я обнаружил этот факт, когда читал справочник столичной полиции.

Фрейзер рассмеялся.

— Вы не перестаете меня удивлять, мистер Уайльд.

Оскар укоризненно на него посмотрел.

— Меня зовут Оскар, Эйдан. Мы друзья…

— В любом случае, — продолжал инспектор, — я считаю, что тридцать три года подходящий возраст для женитьбы.

— Мужчина никогда не бывает в подходящем возрасте для женитьбы. — Теперь Оскар принялся дразнить Фрейзера. — Брак деморализует, как сигареты, но обходится намного дороже.