– Он… матерный…

– Тогда тем более! – улыбнулся профессор. – Я монографию писал по русскому мату, меня трудно чем-то в этой области удивить.

– Ладно, сами напросились! – усмехнулся я и рассказал анекдот[18].

Профессор хохотал так долго и заразительно, словно услышал выступление Задорнова.

– Был, значит, в моей роте… Нет, по правилам русского языка надо говорить: во рту… – Отхохотавшись, Солдатов со смаком повторил ударную фразу из анекдота. – Да, действительно филологический… Но мы немного отвлеклись… Это по основному профилю я филолог, но есть у меня своеобразное хобби – увлекаюсь военной историей нашей страны.

– Белоруссии? – подколол я.

– Ну, что вы, право, Виталий… – обиделся профессор. – Какой Белоруссии? Я, хоть и имею гражданство этой республики, до сих пор считаю себя частью великого русского государства. Неважно, как оно называлось в разные времена – княжество, царство, империя или Советский Союз…

– Простите, Леонид Ксаверьич, неудачно пошутил! Так о чем вы хотели поговорить? Я-то, к сожалению, не столь богат историческими знаниями, больше Великой Отечественной войной интересуюсь.

– О, это очень интересная тема, Виталий! – Профессор даже руки потер в предвкушении. – А какой конкретно период войны вам интересен?

– Да как вам сказать, Леонид Ксаверьевич… Начал-то я с начала… простите за тавтологию. Вот сейчас смотрю материалы по Пограничному сражению. И никак не могу понять: почему наши его проиграли, несмотря на готовность? Ведь успели вывести войска из пунктов постоянной дислокации, развернулись и… такой печальный итог.

– Стоит ли мне упоминать, Виталий, что немецкая армия того периода была на пике своего могущества? А Красная Армия не закончила перевооружение? – менторским тоном спросил Солдатов.

– Это я знаю! – недовольно скривился я. – Уж не такой я темный!

– Извините, Виталий, это я по привычке! – сбился с тона Солдатов. – На самом деле причин несколько. Но основные – упреждение в развертывании и слабая подготовка личного состава РККА. К счастью, перед самой войной, буквально дня за три до нападения, радикально изменился общий настрой советского высшего военного руководства – в Директиве номер один уже не было фраз типа: «Не поддаваться на провокации» и «Границу не пересекать и не перелетать до особого указания». Наоборот, было приказано решительно, всеми имеющимися огневыми средствами, пресекать любые вторжения на нашу территорию. Фактически Сталин понял – грядет война. И точную дату начала разведка сообщила. Вот поэтому и встретили врага вполне достойно. Жаль, что этого не хватило для существенного перелома ситуации в нашу пользу. Да и войска второго стратегического эшелона подтянуть не успели.

– Как в прошлый раз… – тихо сказал я.

– Что вы сказали, Виталий? – сбился с хорошо отработанной речи профессор. Видимо, не один раз он вот так вещает. Чувствуется хорошая подготовка.

– Да, ничего, Леонид Ксаверьевич! Пустое! Продолжайте, пожалуйста!

– Да… так вот решительность верховного командования сыграла большую роль… – Солдатов, как мне показалось, потерял нить выступления.

– То есть вы считаете, не случись чего-то в головах Сталина и его окружения, нашим пришлось бы гораздо хуже?

– Вот именно, Виталий! Гораздо, гораздо хуже! Наши войска были бы застигнуты в пунктах постоянной дислокации и разгромлены, не успев сделать ни одного выстрела! Мало того, не было бы пехотного заполнения укрепрайонов, доты стояли бы «голыми», подходи и бери!

– Ну, хорошо, укрепрайоны получили прикрытие, войска из ППД вывели, авиацию в последний момент рассредоточили, но почему… почему все-таки проиграли?

– Авиация, да… – Профессор откинулся на стенку купе и закатил глаза, явно что-то вспоминая. – Первый налет большинство авиаполков выдержало. Люфтваффе потеряло значительное количество бомбардировщиков, и им пришлось срочно перебрасывать эскадры с второстепенных на главные направления. И авиаудары по нашим аэродромам следовали один за другим. Больше всех доставалось нашим ВВС в Белостокском выступе. Наши просто не успевали перехватывать все бомбардировщики. И они раз за разом перепахивали взлетные полосы, стоянки самолетов, склады ГСМ и боеприпасов. Основные потери наша авиация несла на земле, а не в воздухе.

– Мать его, и это тоже как в прошлый раз! – совсем тихо сказал я. Профессор меня не услышал, продолжая свою «лекцию».

– Хуже других пришлось летчикам десятой смешанной авиадивизии: их почти мгновенно, буквально в течение нескольких первых часов войны уничтожили «эксперты» Мельдерса. Любой советский самолет в окрестностях Бреста рисковал быть сбитым если не в первом, то уж точно во втором вылете.

– Повезло, что успели взорвать мосты! – зачем-то ввернул я.

– Ну, как повезло… да, можно сказать, что повезло! – усмехнулся Солдатов. – Однако немцы, как выяснилось, на захват неповрежденных мостов и не рассчитывали: «ныряющие» танки из Второй танковой группы Гудериана пересекли Буг к северу и югу от Бреста и захватили плацдармы. В историографии хорошо описан самый первый танковый бой Великой Отечественной войны между немецкими танками и танками нашей двадцать второй дивизии. Наши танкисты понесли очень большие потери. Конечно, досталось и немцам, но плацдарм они удержали. А чуть позже построили там понтонный мост.

– Не помогло, значит, в глобальном смысле уничтожение мостов?

– Увы, это только немного придержало немцев! – грустно сказал Солдатов. – Ну, чтобы вас немного утешить, скажу: на Юго-Западном фронте первый день войны принес безусловную победу Красной Армии! Первые атаки успешно отразили ДОТы линии Молотова, которые прикрывались пехотой приграничных дивизий. Во второй половине дня к ним присоединились дивизии «глубинных» корпусов. С их помощью удалось создать довольно плотный фронт. Даже в местах максимальной концентрации немецких войск, где на направлениях главного удара было создано десятикратное преимущество, под Сокалем и Владимиром-Волынским, гитлеровцам так и не удалось прорвать фронт на достаточную для ввода в бой танковых дивизий глубину. Немецкие пехотные дивизии с огромными потерями продвигались вперед через линии укрепрайонов. Новые русские ДОТы совершенно неожиданно для агрессоров оказались необычайно прочными, с хорошо продуманной схемой огня. А пока все внимание противника сосредоточилось на приграничном районе, восьмой механизированный корпус был спокойно выведен в леса на фланг наметившегося острия прорыва.

– Неплохо! – заметил я. – Гораздо удачнее, чем… в альтернативной версии!

– Что за версия? – живо откликнулся Солдатов.

– Вы разве не в курсе? – делано удивился я. – Бытует такая альтернативная версия начала войны, по которой наши войска так и не были подготовлены к нападению и понесли огромные потери уже в местах постоянной дислокации.