Капитан скрипнул зубами от бессильной ярости, захлестнувшей все его существо. «Да что ж ты, тварь, делаешь?!» Немец же издевательски качнул крыльями и отвалил в сторону, набирая высоту и готовясь к новому заходу. Интересно, кого он выберет следующей жертвой, того пилота, что спускается в километре, или Захарова? Обидно, до земли всего ничего осталось, но истребитель-то не обгонишь. Да и внизу он все равно будет прекрасной мишенью на фоне травы.

В этот миг сверху раздался до боли знакомый «голос» мотора родного «И-16», бросившегося на помощь попавшим в беду товарищам, затарахтели скорострельные ШКАСы, и фашист мгновенно потерял интерес к спасшимся русским пилотам, переключаясь на куда как более опасную цель. Спустя еще полминуты капитан, спружинив ногами, уже катился по траве, гася скорость и зло шипя от боли в раненом плече…

* * *

Оставив пока в покое другие наземные цели, немцы сосредоточили удары своей авиации по советским аэродромам.

Наши истребители, пытающиеся прикрыть свои бомбардировщики, «работающие» по движущимся на восток колоннам противника, оказались в очень сложной ситуации: им было тяжело противостоять настоящему «конвейеру», когда «Мессеры» непрерывно атаковали садящиеся для заправки и пополнения боеприпасов самолеты. Рассредоточение по десятку площадок помогало, но немцы довольно оперативно вычисляли новые цели и наводили на них все новые и новые эскадры своих «экспертов».

33-й истребительный полк майора Николая Акулина в воздушных боях потерял до половины наличной техники, но основные, самые страшные потери подразделение понесло во время налета противника на запасную площадку, найденную комэском Захаровым за два дня до войны: немцы сожгли шестнадцать истребителей, застав их в момент заправки топливом.

Техники самоотверженно пытались восстановить хоть часть самолетов, безжалостно снимая запчасти с наиболее поврежденных, но хороших, грамотных авиационных техников мало: сказывается масштабное предвоенное урезание штатов авиационно-технического состава. Благодарить за это нужно арестованного накануне войны (и чуть позже расстрелянного по приговору суда) генерал-лейтенанта Павла Рычагова. Ведь по нормативам, утвержденным тем же «невинно пострадавшим от кровавой гэбни» генералом, этого небольшого количества личного состава вполне хватало для обслуживания одного самолето-вылета истребителя в день (и одного самолето-вылета бомбардировщика в два дня). Планировалась совсем другая воздушная война – малой интенсивности. Только немцам об этом забыли сказать – на каждый наш вылет они делают три-четыре.

А еще фашистский воздушный «конвейер» заставляет советские истребители отвлекаться от своего прямого предназначения – прикрытия собственных бомбардировщиков и уничтожения вражеских для обороны своих аэродромов. На пике противостояния треть исправных машин вынуждена постоянно барражировать в воздухе. Мало того, отсутствует хоть какое-то осмысленное управление наличными силами авиации. Из штаба ВВС не приходит никаких приказов, распоряжений, данных разведки, целеуказаний. В результате доблестные советские военно-воздушные силы вынуждены вести свою, отдельную войну, мало пересекающуюся с наземными действиями: полки штурмовиков и бомбардировщиков вылетают на задание по личным просьбам чудом дозвонившихся до штабов авиаподразделений командиров сухопутных войск, избиваемых с неба и земли. Или поднимаются в небо, имея приказ: атаковать любые подвернувшиеся на пути вражеские части и соединения. А кто-то летел на цель, согласно старым, довоенным директивам…

* * *

Первую атаку гитлеровцев оборонявшие Крепость пехотинцы и пограничники отбили достаточно легко и с минимальными потерями. Уверенные, что после получасового массированного артиллерийского удара по заранее разведанным целям, которыми стали казармы, стоянки автотехники и склады, ожидать массированного сопротивления не приходится, и уцелевшие безоружные русские сейчас ошарашенно мечутся по территории, немцы без особого опасения двинулись вперед.

Атака началась одновременно по нескольким направлениям. Солдаты 45-й пехотной дивизии Вермахта штурмовали валы Крепости, стремясь с ходу захватить Тереспольское и Волынское укрепления и выйти к Тереспольским и Холмским воротам, открывающим прямую дорогу в Цитадель. О том, что мосты заминированы и подготовлены к уничтожению, они, разумеется, не знали. Впрочем, пока не падут Госпитальный и Западный острова, Гончар и не собирался отдавать команду на подрыв. Каналы не столь широки, надолго оснащенных десантными плавсредствами немцев это не задержит, поэтому стоило дождаться подходящего момента. Например, обрушить мосты вместе с живой силой, а лучше – техникой противника.

Не дожидаясь окончания артналета, со стороны Кобринского укрепления немецкая диверсионная группа форсировала на надувных лодках правый рукав Муховца, беспрепятственно высадившись неподалеку от Инженерной казармы и штаба обороны. Заметивший противника пограничный наряд успел потопить одну из них вместе с десантом, но тут же был сметен огнем остальных диверсантов, выстрелов которых в грохоте десятков разрывов никто не услышал. Это оказалась единственная штурмовая группа противника, которой удалось с ходу прорваться в Цитадель, захватив бывшую церковь, а ныне здание красноармейского клуба. Остальных ждал неожиданный и крайне неприятный сюрприз.

Едва только немцы вышли на дистанцию действительного огня, их встретили слитные залпы «трехлинеек» пехотинцев 333-го полка и частые выстрелы самозарядных винтовок пограничников Кижеватова. К которым немедленно подключились бьющие с флангов длинными очередями пулеметы, как размещенные в недостроенных ДОТах, так и на заранее подготовленных позициях. Оставив на валах и в предполье больше сотни трупов, немцы осознали, что неожиданная атака, несмотря на огромное количество рухнувших на территорию Крепости осколочно-фугасных снарядов, с треском провалилась, и торопливо отступили, не имея даже возможности забрать с собой раненых. Проклятые русские отчего-то не сгорели спящими в своих казармах, не погибли под завалами искрошенного тротилом камня, а оказались на позициях, вооруженные и готовые дать отпор. Наступила недолгая – увы, совсем недолгая – передышка.

Сдвинув удерживаемую подбородочным ремешком фуражку на затылок, лейтенант Кижеватов отер взмокший лоб тыльной стороной ладони. Взглянув на одного из пограничников, подмигнул:

– Ну что, Серега, неплохо для начала, а? Не ожидали немцы такого, определенно не ожидали. Сейчас, конечно, снова попрут, ну да и нам есть чем дорогих гостей встретить.

Оглянувшись на затянутую поднятой сотнями взрывов пылью и дымом многочисленных пожарищ территорию Крепости, он помрачнел, заиграв желваками:

– Страшно подумать, что бы случилось, не выведи мы войска и сами не заняв оборону! Сколько б людей полегло, они по казармам и домам комсостава особо прицельно били, твари…

– Это да, – степенно согласился подчиненный, немолодой пограничник в звании старшины. Бросив короткий взгляд в сторону крепостных валов, он отвернулся и принялся сноровисто набивать опустевшие магазины к «СВТ-40». Судя по обилию стреляных гильз под ногами и на бруствере ячейки, боеприпасов он, как и приказывалось, не жалел. – Вовремя командование сообразило. Вот только маловато нас для обороны такой-то махины, как считаете, товарищ лейтенант?