– Вы Самира?

– А вы кто? – отозвалась она на безупречном английском, хоть мой вопрос ее и ошеломил.

– Жена Пола.

Черты ее лица напряглись.

– Мне нечего вам сказать.

Она повернулась и зашагала прочь. Я пошла следом, обращаясь к ней:

– Прошу вас, мне нужно знать…

– Вы слышали, что я сказала?

Она не замедляла шаг, я шла рядом.

– Он здесь, с вами? – допытывалась я.

– Я не намерена ни о чем с вами говорить.

– Придется.

Сказав это, я имела глупость взять ее за руку. Она стряхнула мою ладонь, прошипев:

– Только попробуйте еще раз тронуть меня…

Она пошла прочь. Но я не отставала.

– Вам известно, где он, – заявила я.

– Понятия не имею. И оставьте меня в покое.

– Не лгите мне.

Она резко остановилась и повернулась ко мне лицом:

– Не лгите? Не лгите? И вы еще смеете…

– Скажите, где он.

– Пусть он сам вам скажет.

– Он наверху? У вас дома?

– Я бы его на порог не пустила.

– Значит, он сюда приходил?

– Все, я сажусь в машину.

– Вы должны мне помочь, – взмолилась я.

– Я вам ничего не должна…

Она достала из сумочки связку ключей и отперла небольшой «ситроен», припаркованный на улице. Только она собралась открыть дверцу со стороны водительского кресла, как я преградила ей дорогу:

– Я знаю, кто вы. Знаю, что у вас с ним роман. Если он вам нужен, забирайте – я препятствовать не стану. Но мне просто нужно знать…

Я теперь почти кричала. Но ее голос вознесся еще выше.

– У меня с ним роман? Он мне нужен? Вы вообще знаете, кто я?

– Знаю…

– В самом деле? – спросила она внезапно очень спокойным, надменным тоном. – Если б знали, не посмели бы бросать мне подобные обвинения.

– И кто же вы? – спросила я.

Она посмотрела мне в лицо со свирепым презрением во взгляде и ответила:

– Я – его дочь.

После того как она села в машину и уехала, я еще долго стояла на обочине. Ошарашенная ее признанием, я замерла на месте, даже не заметив, как она отодвинула меня в сторону. Наконец я подняла глаза и увидела, что она смотрит на меня. На ее лице застыла гримаса ожесточенного презрения, но во взгляде сквозило безысходное отчаяние.

Потом она включила зажигание, и ее автомобиль помчался по улице.

Несколько мгновений я стояла в оцепенении, не зная, как мне быть дальше. В конце концов я вернулась в кафе. Официант приглядывал за моим столиком, на котором я оставила газеты, круассаны и апельсиновый сок. Когда я поднялась на террасу, он отдал мне купюру в сто дирхамов, что я бросила на столик перед тем, как поспешила к Самире.

– Вы забыли это, madame.

– Мне нужно было кое с кем поговорить.

Официант понимающе кивнул. Видел ли он то, что произошло между мной и Самирой? Смекнул, что это чья-то жена пришла объясниться с женщиной, которую она считала любовницей своего мужа? Если б только он знал правду. Если б я знала правду.

Я откинулась на спинку стула и закрыла глаза, обессиленная, растерянная и раздавленная открытием, которое мне даже в голову не могло прийти.

У него есть ребенок. Ребенок, которому лет тридцать. А может, и больше. Дочь. Красивая дочь. Явно от связи с марокканкой. Судя по ее возрасту, зачатие произошло много-много лет назад, а ее фотографии, что Пол хранил в своем дневнике, наверно, лет десять. Секрет, который он всегда утаивал от меня. Секрет, в свете которого его другой непростительный обман – когда он поклялся, что хочет от меня ребенка, а потом подверг себя вазэктомии – казался еще более чудовищным.

– Вам принести ваш кофе, madame?

Ко мне обращался официант. Я кивнула. Голод заставил меня съесть круассаны и выпить отменный апельсиновый сок. Я попыталась читать одну из газет, но строчки расплывались перед глазами, и я отодвинула ее в сторону. Бизнесмена, которому руки за спиной сковали наручниками, теперь заталкивали на заднее сиденье полицейской машины. Его арестуют за нападение на офицера полиции, и ему придется потратить немалые деньги на адвоката. Вот уж воистину мы кузнецы своих неприятностей, не так ли? Увидев в глазах Самиры ненависть и боль, я поняла, что она почему-то сильно обижена на своего отца.

Своего отца.

Кто же ее мать? Где она теперь?

Я глянула на часы: шесть сорок три. Не так уж много времени осталось до моего рейса в Америку. Я допила кофе. Отвергнутый дочерью, ища убежище в городе, который он некогда называл своим домом, Пол наверняка обратится за помощью к друзьям. Точнее, к другу. К человеку, имя которого он упоминал в разговоре со мной и на страницах своего дневника. Я открыла его и нашла страницу с искомой записью. С записью, в которой говорилось, что он хочет восстановить связь с Самирой.

Может, Ромэн Б. X. сумеет мне в этом помочь?

Роман Бен Хассан. Адрес был записан ниже.

Я подозвала официанта, показала начерканный адрес и спросила, где это находится.

– Через две улицы отсюда, – ответил он и на обратной стороне картонной подставки под бокал нарисовал карту, объяснив, что я дойду пешком за пять минут.

В моей голове сформировался безумный план. Я отправлюсь домой к Бен Хассану, где, вне сомнения, мой муж сейчас отсыпается после событий минувшего вечера, в числе которых, вероятно, была и встреча с дочерью. Зная Пола, я сомневалась, что он стал бы зализывать раны в одиночестве, поселившись в гостинице. Вот почему я была уверена, что он нашел убежище в доме своего друга. Теперь я даже помыслить не могла о том, чтобы отправиться за океан, не узнав, где он находится и как себя чувствует. Если Пол у Бен Хассана, я хотя бы удостоверюсь, что он, каково бы ни было его душевное состояние, физически цел, и заодно посмотрю ему в глаза. И уйду. Возьму такси до аэропорта. И улечу подальше от всех этих горестей.

Мне принесли кофе. Я быстро его выпила, и усталость сразу как рукой сняло. Я заказала еще чашку, опрокинула ее в себя, расплатилась и пересчитала оставшиеся дирхамы. Спросила у официанта, сколько стоит такси до аэропорта.

– Вам придется поторговаться, но больше чем на двести дирхамов не соглашайтесь. О цене договоритесь прежде, чем такси тронется с места.

Я поблагодарила его за доброту и совет, а также за карту, что он для меня нарисовал. Сверяясь с ней, я отправилась к дому № 3450 по улице Хафида Ибрагима. Занятая поисками конкретного дома, я не особо обращала внимание на окружающую обстановку, но все же заметила, что в данном квартале – названном, как сообщил мне официант, Готье в честь французского архитектора, который разработал планировку района и спроектировал многие из стоявших здесь жилых зданий 1920-х годов, – хоть он и был немного обшарпан, все еще царил дух эры джаза[81].