Из соседней каюты послышался звонкий голосок моего Билли. Он что-то рассказывал Инес, а она время от времени вставляла туда какую-нибудь свою реплику. Вообще иногда складывается такое впечатление, что это она, а не я, мать моего сынишки, такое у них полное взаимопонимание. Мне это не обидно – меня он тоже любит, а она – член нашей семьи практически с рождения.

Но для начала я немного расскажу о себе. Конечно, я написала книгу, которая сделала меня знаменитостью для одних и объектом насмешек для других. Конечно, я многое присочинила и приукрасила. А на самом деле всё обстояло так.

Родилась я в Гаване в далеком 1842 году. Отец мой – из старинной испанской семьи и потомок одного из первых кубинских губернаторов – был послан на Кубу после должности при посольстве в Париже, где он и познакомился с моей матерью, наполовину француженкой, наполовину южанкой. Я была шестым и последним ребенком, и мое детство было практически безоблачным – любящие родители, друзья и подруги.

Где мы только ни побывали – жили и в Сан-Хуан Потоси в Мексике, и на острове Санта-Лусия, в Сантьяго-де-Куба. И, наконец, в Пуэрто-де-Пальмас, где отец унаследовал плантацию. Но я часто уезжала к подруге на плантации около Сантьяго, Лилиане де Сеспедес, дочери одного из папиных друзей. И когда мне было восемь лет, к ней приехал ее дальний родственник – Родриго, который был чуть постарше нас с нею. Я в него тогда влюбилась, как мне казалось, окончательно и бесповоротно, а он меня не замечал.

И когда я вернулась в Пуэрто-де-Пальмас, я вспомнила, что Мариэль, одна из родительских служанок, приехавшая с ними из Европы, по слухам, происходила от «хитано» – цыган. Я побежала к ней, а она посмотрела грустно на меня и вздохнула.

– Милая, – сказала она, – а ты уверена, что хочешь узнать свою судьбу?

– Да, Мариэль, – ответила я, – пожалуйста!

Она тяжело вздохнула и поставила кофе вариться. Когда я допила крепкий напиток, она перевернула чашку и стала что-то высматривать в гуще. Потом взяла мою руку и долго смотрела на нее.

– Милая, – наконец, заговорила Мариэль, – ты долго будешь на чужбине. Мужей у тебя будет… – она посмотрела еще раз на кофейную гущу, – …трое… Да, трое, и ты будешь с ними счастлива, пока они будут живы. Но все они быстро умрут. А потом ты найдешь мужа, о котором ты мечтаешь уже сейчас, и проживешь с ним долго и счастливо. И родится у тебя шестеро детей, но первые трое умрут еще в раннем детстве, а вот последние три принесут тебе внуков и правнуков.

Потом мама решила, что мне необходимо учиться в Америке, а не на Кубе, и меня послали к моей тетке, Джанет (по-французски Жанетт) Руссель, жившей в Новом Орлеане; именно в ее честь меня назвали Ханетой. Тетя была вдовой и воспитывала сына Алена, который на два года был старше меня. После моего приезда в Новый Орлеан тетя решила, что она должна заняться заодно и моим воспитанием.

С самого начала она говорила со мной только по-английски, хотя родным языком для нее был луизианский французский. Она учила меня грамматике, литературе, истории, а потом и математике, а также другим наукам. Когда мне было десять лет, тетя отдала меня в школу при женском монастыре, где преподавание было намного хуже, чем у тети.

Там я подружилась с девочкой по имени Нелли Вердеро, которая была, как мне казалось, писаной красавицей – «в теле», каких мужчины любят – с черными, как смоль, кудрявыми волосами, рано развившейся грудью и ангельским выражением лица. Нелли была на два года старше меня, и когда ей исполнилось шестнадцать, а мне – четырнадцать, у нее появился тайный кавалер – молодой офицер по имени Уильям Джеффрис. Но Уильям влюбился почему-то не в нее, а в меня.

Летом пятьдесят шестого года мы с ним тайно повенчались в методистском костеле, и я бежала с ним на границу – в Техас. Жизнь там была трудна, а когда я родила, Уильям меня отправил к своим родителям, в Сент-Луис. Вскоре, к счастью, его послали в гарнизон этого города, и мы снова были вместе.

В шестидесятом году в Сент-Луисе произошла эпидемия гриппа, все трое наших детишек покинули нас и вознеслись на небеса. Когда же годом спустя сначала Южная Каролина, а потом и другие штаты объявили о своей независимости от Североамериканских Соединенных Штатов, я почувствовала, что хочу служить своему народу – Конфедерации. Мой муж, к счастью для меня, отказался служить в армии янки и уехал на Юг. Я последовала за ним и тоже попросилась в армию. Но надо мной только посмеялись, а муж мне прямо запретил даже об этом думать.

Но вскоре мой Уильям погиб, даже не попав на фронт, – его часть охраняла артиллерийский склад, и там произошел взрыв. И я поехала в город Натчез, переодевшись в старую лейтенантскую форму мужа, наклеила себе усы и бороду и записалась добровольцем под именем лейтенанта Гарри Бьюфорда.

Меня спасла моя мальчишеская фигура и маленькая грудь – никто и не подозревал, что я не мужчина. Особенно смешно было, когда сидевшие рядом со мной офицеры говорили, что женщина никогда не сможет служить в армии, даже не подозревая, кем я была на самом деле. Воевала я, наверное, неплохо – у меня до сих пор хранятся два письма с благодарностью от генерала Ли. Но когда я поехала на побывку в Новый Орлеан, меня, увы, узнали и арестовали по подозрению в шпионаже. Пришлось раскрыть свою тайну, после чего меня отпустили. Но дорога обратно в часть мне была заказана.

Потом я вновь записалась добровольцем – уже рядовым. Но после ранения в битве при Шайло меня доставили на стол хирургу, и моя маскировка, увы, опять была раскрыта. Генерал Ли пригласил меня к себе, поблагодарил за службу, но сказал, что женщинам не место на войне. А вот если бы я захотела послужить шпионкой, то он был бы мне весьма благодарен.

То под своим собственным именем, то под именем Алис Уильямс я исколесила Север в оставшиеся два года войны. Обо всем не расскажешь, но самым моим удачным делом была кража матриц для печати новых банкнот янки, а также некоторых других их документов, и доставка их на Юг.

Но грубая сила, в конце концов, победила Юг, и в шестьдесят пятом году я вышла замуж за лейтентант-капитана Томаса ДеКольпа, с которым я некогда служила под Шайло. Я уехала с ним в Европу, где мы и объездили Францию, Германию и Англию. Потом мы поселились в Голландии, где у Томаса были родственники, и он поступил на службу в голландскую армию.

Но однажды я вновь получила страшную весть – Томас умер во время учений, по словам врача, от сердечной недостаточности. Средств к существованию у меня не было, и в 1870 году я вновь вернулась в Новый Орлеан, где и вышла замуж за третьего своего мужа – капитана Фреда Джонстона, с которым мы и уехали в Венесуэлу. От него у меня родился мой Билли. Но два года назад Фред умер от какой-то тропической лихорадки, и я вспомнила предсказание Мариэль – про трех мужей на чужбине, и о том, что все они быстро умрут.

Я вернулась в Новый Орлеан. Родители мои уже умерли, плантации на Кубе перешли моим братьям. Меня отец вычеркнул из завещания еще после моей первой свадьбы. И только лишь один из моих братьев, Рафаэль, которому досталось меньше всего – поместье у Сантьяго – поддерживал со мной отношения. И когда я ему написала о своей беде, он прислал мне тысячу серебряных испанских долларов и Инес – дочь той самой Мариэль, которая мне когда-то гадала. В письме было написано, что Инес просит разрешения «сидеть с сыночком сеньоры Лореты», и что жалованье ей нужно совсем небольшое.