Она уставилась на реку.

– Извини, но до дома доберешься. Сегодня Хило устала.

– Но ты обещала, что расскажешь мне все о Джинни, если я к тебе приду.

– Может быть, но я вовсе не обязана. Да и Мартелл ничего такого не делал. Тебе пора. Хило надо одной побыть.

– Ты обещала, – упорствовала я.

– Не зли меня, девочка! – прошипела Хило. – Брысь!

Мои ноги начали двигаться сами собой, будто в них ума было больше, чем у меня в голове, и я сделала два шага к кладбищу, прежде чем что-либо осознала.

– Мерси! – внезапно окликнула меня Хило.

Я повернулась, и как раз вовремя, потому что Хило метнула в меня плоскую гальку, которую успела вытащить из реки. Я почувствовала взрыв гнева, и камень, остановившись, замер в полете. Мгновение я ощущала его как единое целое с воздухом, в котором он повис, но потом рассудок сказал мне, что это две совершенно разные вещи. Галька упала на землю. Я сотворила волшебство. Настоящее. Я превратилась в участника. Я уже не сторонний наблюдатель. Пусть сила и была чужой, но мне понравилось.

– Молодец, – произнесла Хило, почти с уважением. – Знала, что ты захочешь поучиться у Хило. А теперь думай. Это твой последний шанс. Можешь уйти без правды.

– Нет, – ответила я, гадая, правильно ли я поступаю. – Ответь, что случилось с Джинни.

– Ладно, – проговорила Хило и достала из кармана маленькую сетку. Покачала ею передо мной. – Что у меня в руке?

– Наверное, один из твоих амулетов, – сказала я. Хило славилась своим умением их плести. – Собираешь туда травы, камни, да?

– Здесь у меня только земля, – заявила она.

Хило молниеносно спрятала сетку.

– Из ее сада, – добавила она.

– Из сада Джинни? Но зачем? – воскликнула я.

– Подобное притягивает подобное. Если Хило делает заклинание для денег, она берет комья рядом с банком и кладет в амулет. А для любовных или сексуальных заклинаний надо взять землю там, где молодежь машины ставит. А для смерти…

Она огляделась.

– Нужна кладбищенская почва. Потом Хило подсыпает немного землицы из ее сада, оттуда, где живет сила. Поэтому амулеты Хило работают лучше, чем у других. Запомни, девочка, когда станешь брать, как я брала у Джинни, всегда надо взамен отдать что-то, иначе взятое потеряет всю энергию.

– Но при чем тут убийство Джинни?

– Хило копается повсюду сама, но не в саду старухи. Та сказала Хило туда не приходить, и Хило соблюдала правило. Но она ничего не говорила, что другой не может там взять землю для Хило.

– Мартелл, – перебила я ее.

– Да, мой Мартелл, – кивнула она. – На рассвете послала, чтобы он брал землю, когда первый луч солнца ее коснется. Он услышал, как старуха вопит. Подобрался к окну и увидел, что Джинни монтировкой ударили. Но руки-то не было, которая монтировку держала. По крайней мере, он не заметил.

– Значит, кто-то преломил свет, как ты, когда помогла Мартеллу сбежать? – спросила я, пытаясь все осознать.

– Может, да, может, нет. Сама выясняй.

– Но я не понимаю, ведь Джинни была способна защититься от любой опасности. Если вспомнить, что ты говорила, получается, что она приняла намерение напавшего на себя.

Хило гордо улыбнулась.

– Правильно, девочка моя. Теперь ты видишь шире. От кого старуха могла согласиться принять смерть? Такой вопрос ты должна себе задать.

И в следующую секунду я осталась на берегу реки одна. Хило исчезла. Воздух был горячим и влажным, как собачье дыхание. Я пошла домой через кладбище. Похоже, скоро будет гроза, надо успеть вернуться, пока она не началась.

Небо стало оранжевым, цвета дынной кожуры. Поднялся ветер, вздымая песок. Сверкнула молния, и спустя минуту раздались раскаты грома.

Небеса разверзлись, и дождь хлынул, как из ведра. Наверное, я в жизни мало грешила, раз ухитрилась сразу поймать такси у ворот Бонавентуры. Из салона вылезли глупые туристы. Водителя я знала, и она даже счетчик не включила.

– Привет, Мерси, у меня вызов к отелю у залива, так что подвезу по дороге, – сказала она. – Мои соболезнования по поводу всего того, что свалилось на вашу семью.

Поблагодарив ее, я всучила ей пятерку, когда выходила. Пусть что-нибудь выпьет после смены.

Ветер немного стих, небо уже было похоже цветом не на яркий шербет, а на оружейную сталь. Но дождь не перестал и поливал меня, пока я бежала к двери.

– Мерси!

Я удивилась, услышав голос Джексона. Даже его не заметила, пока он ко мне не обратился. Он дрожал на крыльце, промокший насквозь от косых холодных струй. Машины его я не увидела, значит, он добирался до нашего дома пешком.

– Я тебя ждал. Нам надо поговорить.

– Точно, – ответила я. – Насчет Мэйзи?

– Нет. Насчет нас.

Сверкали молнии, будто замедлившийся стробоскоп. Мне очень захотелось попасть к себе в комнату.

– Никаких «нас», – отрезала я.

Отгородиться бы от непогоды и от Джексона. Странно, почему теперь я от него буквально шарахалась? Неужели магия Хило сработала идеально? Удары грома раздавались почти одновременно со вспышками молний. Гроза бушевала прямо над нами. Джексона нельзя было здесь оставлять.

Я дернула дверь на себя.

– Закрыта, – произнес он. – Я пару раз звонил. Никого нет.

Я нашла ключ и открыла дверь.

– Давай полотенце тебе найдем, – заявила я, переступая порог.

В холле было сумрачно. Я щелкнула выключателем, но свет не зажегся.

– Электричество вырубилось, – заметил Джексон, входя следом и захлопнув дверь.

Я ничего не сказала. После ослепительных молний глазам оказалось сложно приспособиться к темноте. Я почувствовала, как Джексон подошел вплотную и нерешительно коснулся моего плеча. Потом притянул меня к себе, сперва мягко, но потом сильнее. Я попыталась вырваться, но он крепко обхватил меня и не отпускал. Его кожа под мокрой футболкой была горячей, я телом ощущала, как бьется его сердце. И мое тело начало отвечать. Разгорался огонь, моя плоть почти сдалась, но совесть взяла верх. Я не могла – не желала – предавать Мэйзи.

Я решила его оттолкнуть, уперлась в стальные мышцы его груди, но он уже нашел губами мои губы. Просунул мне в рот язык. На мгновение все мои прежние чувства к нему вспыхнули – резкие и пьянящие. Угрызения совести стихли. Он должен быть моим.

Но даже теперь, когда эта мысль жгла мне голову, мое тело упорно стремилось освободиться. Магия Хило боролась с моим желанием, подавляла его и приглушала. В конце концов оно исчезло. Перед мысленным взором появилось лицо Питера, тот мягкий свет и ласковое тепло, которые всегда исходили от него, и эти чувства снова превратились в страсть. Ту, за которую я продала душу Хило.