Таким образом, в пирах и весельях пролетели первые годы пребывания молодого Разумовского при дворе.

Григорий Николаевич Теплов продолжал находиться при нем, хотя в это время он едва ли мог усмотреть за своим бывшим учеником. Впрочем, он этого и не домогался. Он терпеливо выжидал время, пока судьба призовет Кирилла Григорьевича к серьезной деятельности, и заранее готовился принять в этой деятельности самое живое участие.

Из сверстников своих граф Кирилла особенно сблизился с умным, оригинальным и любезным графом Иваном Григорьевичем Чернышевым. Их связала и молодость, и оригинальность, и одинаковые успехи в свете, но особенно общая страстная любовь к отчизне. От природы ума несколько поверхностного, Чернышев много знал и читал. Бывая за границей, он сошелся со всеми замечательными людьми того времени, отлично говорил в обществе, был добрый человек, весьма гостеприимный и со всеми одинаково любезный. Сходство характеров и наклонностей породило дружбу.

Шесть месяцев прогостила Наталья Демьяновна у сына своего и снова стало тянуть ее в родную Адамовку, где строился в то время хутор Алексеевщина. Она уехала с дочерью, оставив внуков и внучек родного и двоюродных братьев Будлянских, Закревских, Дараганов и Стрешенцевых на попечение Алексея Григорьевича. Эти внуки и внучки помещены были во дворце.

Через год после возвращения из-за границы, 21 мая 1746 года, Кирилл Григорьевич был назначен президентом Академии наук, «в рассуждении усмотренной в нем особливой способности и приобретенного в науках искусства». Как ни странно, конечно, теперь назначение в президенты двадцатидвухлетнего юноши, едва выпустившего из рук указку, за которую он поздно ухватился, однако это объясняется не только исключительным положением графа Алексея Григорьевича при дворе, но еще тем полным отсутствием людей образованных и способных, которые отличились, особенно в начале царствования Елизаветы Петровны. К тому же, при тогдашнем настроении умов, во главе академии хотелось видеть русского, а не немцев, каковы были до сих пор Блументрост, Кейзерлинг, Корф и Бреверн. Но из русских никто к этому делу не оказывался годным, так что первые пять лет после вступления Елизаветы Петровны на престол академия оставалась без президента.

Тем временем вернулся из-за границы брат всемогущего временщика с огромным запасом льстивых свидетельств от падких на русские деньги иностранных профессоров.

Льстецы Алексея Григорьевича, а их в то время было немало, громко трубили по городу и при дворе о талантах и познаниях молодого Разумовского.

Академия нуждалась в президенте, и Кирилл Григорьевич, сам не сознавая ни значения ее, ни обязанностей, на него возложенных, очутился вдруг президентом императорской Российской академии наук. Очевидно, при отсутствии серьезного классического образования, при беспрестанных отвлечениях светской жизни, недавний казак, каким-то чудом преобразованный в придворного кавалера, не мог быть примерным президентом. Без руководителя невозможно было обойтись, и таковым стал знакомый с академией воспитатель его Теплов.

Через десять дней после назначения Кирилла Григорьевича Теплов получил место асессора при академической канцелярии. Несмотря, однако, на недостаточность познаний, на совершенную неподготовленность к такому делу, можно смело сказать, что Кирилл Григорьевич Разумовский ничем не хуже своих предшественников управлял академией. И Блументрост, и Корф, и Кейзерлинг, и Бреверн мало занимались вверенным им учреждением, полагаясь всегда и во всем на Шумахера.

Молодой президент с помощью своего бывшего наставника и руководителя Теплова и тот же Шумахер горячо было принялись за академические дела.

Начались проекты преобразований с планами новых регламентов, но распри академиков, разделившихся на две партии, русскую и немецкую, были до того перепутаны, что даже человеку более опытному едва ли было возможно доискаться истины. Все это сразу охладило пыл нового президента.

Дела академии пошли по-прежнему под руководством Теплова и Шумахера.

Как ни плохо, однако, шли эти дела, Кирилл Григорьевич через месяц после своего назначения, 29 июня 1746 года, получил Александровскую ленту.

В конце 1746 года императрица Елизавета Петровна сосватала за графа Кирилла Григорьевича Разумовского, несколько, как говорили тогда при дворе, против его желания, свою внучатую сестру и фрейлину Екатерину Ивановну Нарышкину.

Екатерина Ивановна родилась 11 мая 1731 года. Она была дочерью капитана флота Ивана Львовича Нарышкина. По отцу Екатерина Ивановна была внучка любимого дяди Петра Великого боярина Льва Кирилловича, заведовавшего Посольским приказом и умершего в 1705 году. Он один из всех братьев царицы Натальи Кирилловны оставил мужское потомство.

Тетки Екатерины Ивановны при дворе Петра Великого играли весьма важную роль и считались чем-то вроде принцесс крови. Из них Агриппина Львовна вышла за князя Александра Михайловича Черкасского, Александра за знаменитого Волынского, Мария за князя Федора Ивановича Голицына, а Анна за князя Алексея Юрьевича Трубецкого. По матери своей невеста графа Разумовского происходила от Фомы Ивановича Нарышкина, дяди Кирилла Полуектовича.

Дед ее, Кирилл Алексеевич, был сперва царским кравчим, потом обер-комендантом дерптским, первым с. — петербургским комендантом и, наконец, московским губернатором.

Дядя ее, Семен Кириллович Нарышкин, первый щеголь своего времени, бежал в царствование Анны Иоанновны, преследуемый за приверженность к цесаревне Елизавете, во Францию и проживал там под именем Тенкина. Елизавета Петровна по восшествии своем на престол пожаловала его в камергеры и назначила посланником в Англию. Он там оставался всего шесть месяцев, назначен был гоф-маршалом при великом князе Петре Федоровиче, а потом обер-егермейстером в 1757 году. Он известен тем, что был изобретателем знаменитой в прошлом столетии у нас роговой музыки.

Тетка Екатерины Ивановны, Софья Кирилловна, была замужем за бароном Сергеем Григорьевичем Строгановым.

Екатерина Ивановна лишилась родителей в раннем младенчестве и воспитывалась в доме дяди своего Александра Львовича, известного своею надменностью и женатого на графине Елене Александровне Апраксиной.

Таким образом, все детство свое, пока не была взятой ко двору, прожила она с двоюродными братьями своими, Александром и Львом Александровичами, столь известными в прошлом столетии любезностью и гостеприимством. В приданое получила она половину всего огромного состояния Нарышкиных. За княжной считалось 88 тысяч душ и, между прочим, дом на Воздвиженке (теперь графа Шереметева), подмосковные села Петровское (известное под именем Петровско-Разумовского), Троицкое, Котлы, огромные пензенские вотчины: Черниговская и Ерлово.

Вот описание свадьбы Кирилла Григорьевича, как оно значится в камер-фурьерском журнале 1746 года:

«27 октября сняли траур, который носили по французскому дофину. Сего же числа отправилась при дворе ее императорского величества свадьба камергера графа Кирилла Григорьевича Разумовского с фрейлиною Нарышкиною. Пополудни знатнейшего обоего пола особы съехались ко двору ее императорского величества в галерею, а в 6-м часу пополудни во дворец велено въехать придворным цугом, так же и других знатных персон каретам, в которые сев, чиновные по свадебной церемонии поехали по жениха на его двор, и в 7 часу привезен он во дворец, прямо к большому галерейному крыльцу, и препровожден в церковь. Потом обыкновенною церемониею, из покоев ее императорского величества, через галерею, невеста ведена с литавры и трубы маршалом его сиятельством князем Трубецким с шафером и другими кавалерами. Невесту вел его императорское высочество; за ними следовали ее высочество государыня, великая княгиня и другие чиновные дамы в церковь и, по обвенчанию, такою же церемониею пошли в галерею и в парадные камеры, пока на приготовленные столы кушанья становили. И как поставили кушанья в покоях на стороне ее императорского величества, подле малой комнатной церкви, в трех покоях: в 1 большом 2 стола с балдахином на 80 персон; во 2-м — 2 стола на 80 же персон; в 3-м покое на 20 персон, то за столом обыкновенно под балдахином поместилась невеста подле ее матери, по правую сторону ее высочество государыня великая княгиня; по левую же ее светлость вдовствующая ландграфиня Гессен-Гомбургская; в конце стола, из высочайшей милости, изволила присутствовать ее императорское величество; подле ее величества по правую и левую сторону сидели господа послы; во время стола за стульями у послов стояли камер-пажи; затем сидели знатнейшие дамы. За другим столом под балдахином жених, отцы и братья и прочие знатные иностранные министры. Во время столов, на свадебной церемонии, обыкновенно, маршал с трубы и литавры, приводил ближних девиц и форшнейдера. Здоровья маршал с шаферами пить начал: 1) жениха и невесты; 2) отцов и матерей; 3) братьев и сестер; 4) форшнейдера и ближних девиц; 5) всех гостей. Форшнейдер был камергер граф Скавронский; шаферов, камергеров и камер-юнкеров 6 человек. А за прочим столом сидели так же знатные персоны 6 класса. В продолжение стола играла итальянская музыка. И по окончании стола возвратились в галерею и начались танцы; несколько потанцевав, с музыкою провожали до карет и отвезены жених и невеста в дом их. Того дня при дворе была надета статс-ливрея.