К сожалению, это религиозное настроение имело и темную сторону. Набожностью императрицы и Разумовского для достижения своих целей беспрестанно пользовались хитрые интриганы. Конечно, религиозные убеждения Алексея Григорьевича были самые искренние. Вера его была чиста и изливалась из глубины души его, но нельзя не сказать, что при всем его желании добра отсутствие всякого образования служило ему помехой. Он был часто орудием ловких и властолюбивых царедворцев и лиц, прикрытых рясою, конечною целью которых было по большей части не истинное благо духовенства и преуспеяние веры Христовой, а достижение лишь выгод и личное влияние на дела.

Этим объясняется то, что, несмотря на исключительное положение некоторых духовных лиц при дворе, во все продолжение царствования Елизаветы Петровны и на постоянное благорасположение к ним государыни и непрестанное ходатайство за них Разумовского, собственно для улучшения всего духовенства и рационального усиления его влияния было сделано или ничего, или так мало, что не стоит об этом упоминать.

Другой вопрос, возбудивший живое участие в Алексее Григорьевиче, были дела Малороссии. Здесь он действовал совершенно самобытно, руководимый единственно страстной любовью к родине. При дворе никто не обращал внимания на отдаленную Украину, до нее никому не было дела, и она, еще столь недавно пользовавшаяся правами свободы, стенала под игом правителей, посылаемых из Петербурга. Права ее были забыты, и, по свидетельству Георгия Кониского, страшным образом отозвался на ней ужас «бироновщины».

В Петербург прибыли депутаты от Украины с поздравлением с совершившимся священным коронованием Елизаветы Петровны. Прием, оказанный им, льготы, ими привезенные, рассказ о силе и влиянии Разумовского при дворе, о любви его к родине и всегдашней готовности хлопотать и стоять за земляков произвели сильное впечатление в Малороссии. Все дохнули привольнее, во всех сердцах зародились надежды на будущие блага, и «генеральные старшины» громко стали поговаривать об избрании гетмана.

По отъезде депутатов-земляков Алексей Григорьевич загрустил по родине и стал думать только о том, как бы ему побывать в Малороссии.

Малейшие желания тайного супруга императрицы были законом для двора.

Елизавета Петровна сама решила посетить Киев.

Путешествие Елизаветы Петровны в Малороссию, или, как тогда выражались, «поход», началось 27 июня 1744 года, в семь часов вечера.

Императрица выехала из Москвы. Поезд государыни был огромный. Ее сопровождали Разумовский, гофмейстер Шепелев, граф Салтыков, Феодор Яковлевич Дубянский, два архиепископа, графиня Румянцева, князь Александр Михайлович Голицын, граф Захар Григорьевич Чернышев, Брюммер, Берхгольц, Декен и другие. Вся свита состояла из 230 человек.

Старшины генеральные взяли было на себя поставку лошадей и провизии на станциях от Глухова до Киева. Решено было подготовить 4 тысячи лошадей, но Алексей Григорьевич писал к Бибикову, что всех лошадей нужно будет 23 тысячи, так что принуждены были их собирать с обывателей. Интересно, сколько какой провизии для этой свиты было положено поставить каждому старшине: «Вина воложского два ведра, крымского — 2, яловиц — 2, телят — 2, волухов — 10, ягнят — 8, каплунов — 10, курчат — 50, индеек — 4, гусей — 7, уток — 20, масла — 1 пуд, ветчины — 4 окорока, муки пшеничной — 1 четв., муки ситной — 2 четв., грибов — 500, патоки — 15 фунт., водки двойной — 10 ведер, круп гречневых — 3 четверика, пшена — три тоже, сала полпуда».

Перед государыней проехали великий князь с высоконареченной невестой и принцессой Ангальтской и сперва в Козельске, а потом в Глухове дожидались проезда императрицы.

Начало путешествия было неблагоприятно. Открылся, или, вернее, уверили государыню, что был открыт заговор. Многие лица из свиты прямо с дороги отправлены были в ссылку. Благодаря этому Елизавета Петровна сначала была в очень дурном расположении духа, но туча разошлась дорогой, и уже в Малороссии рассеялись последние следы бури.

Еще до приезда государыни стали ходить по полкам челобитные об избрании нового гетмана.

Прием, сделанный императрице в Толстодубове, под Глуховом, на самом рубеже Украины, был великолепен. Десять полков регистровых, два компанейских и несколько отрядов из надворной гетманской хоругви, генеральные старшины и бунчуковые товарищи, между которыми были и новопожалованные: закройщик Будлянский, ткач Закревский и казаки Стрешенцевы и Дараган, игравшие теперь первую роль на родине, расположились лагерем в шесть верстах от Ясмани. Полки были выстроены в одну линию, в два ряда.

Первый полк, отсалютовав царице знаменами и саблями, обскакивал весь фронт и другой полк и останавливался за последним; второй делал то же, и, таким образом, государыня видела неразрывную цепь полков до Глухова. Войска были одеты заново, в синих черкесках, в широких шальварах, в разноцветных, по полкам, шапках. Государыня выходила из коляски, пешком обходила все команды и ночевала в палатках под Ясманью.

Из Ясмани государыня изволила ехать в Глухов. Доехав до городских ворот, государыня вышла из кареты. Здесь ее приветствовал архиепископ черниговский. Потом она пошла пешком в Девичий монастырь, где слушала обедню и где предику читал архиерей Черниговский. Из монастыря с тою же церемонией государыня отправилась в карете на монастырский двор, где была аудиенция всем старшинам. Приветственную речь читал Михаил Скоропадский. После аудиенции был обед и вечером танцы и «изволила веселиться, — говорит Маркович, — танцами наших жен, польскими и казацкими».

На другой день после приезда государыни подано было ей через Разумовского прошение о гетмане. В тот же день Елизавета Петровна поехала далее, милостиво приняв прошение.

Такие же встречи были в Кролевце, где она ночевала, в Нежине и в Козельце.

Из Киевской академии были выписаны «вертепы». Певчие пели, семинаристы представляли зрелища божественные в лицах и пели поздравительные кантаты. Есть предание, что в Козельце государыня останавливалась на долгое время у матери Алексея Григорьевича — Натальи Демьяновны и что в козелецком ее доме, принадлежавшем затем Л. П. Галагану, хранилось то кресло, на котором сидела государыня.

Во время пребывания своего в Козельце Елизавета Петровна еще ближе познакомилась с семейством Алексея Григорьевича, и из сестер его особенно пришлась ей по сердцу Анна Григорьевна Закревская. За шестьдесят верст от Киева представлялись императрице несколько избранных лиц духовенства и гражданства киевского.

Встреча в самом Киеве, 29 августа, была чрезвычайно торжественна. В ней приняло участие все население города. Воспитанники духовной академии ожидали Елизавету Петровну в виде греческих богов, героев и даже мифологических животных. С помощью машин, частью выписанных, частью собственного изобретения, произведены были разные удивительные явления. Так, между прочим, выехал за город седовласый старик в богатой одежде, с короной на голове и жезлом в руках. Он представлял князя киевского Владимира Великого, приветствовал государыню, как свою наследницу, пригласил ее в город и поручил ей весь русский народ. Он сидел на колеснице, названной «Божественный фаэтон», в который были запряжены два поэтических крылатых коня, или Пегаса. Все полковники на дистанциях до Киева с полчанами своими подавали прошения о гетмане.