Для художников и граверов пафос происходящего был очевиден, а убедительность идейного содержания несомненна. Когда скваттеры в Техасе не преуспели в своем обращении о вступлении в Союз в 1836 году, они поместили портрет Даниеля Буна на свои доллары, чтобы показать, что они — такие же пионеры и ничем не хуже поселенцев в Миссури, получивших свой штат. Для банков Новой Англии и центральных штатов художники изображали уголь и дымовые трубы, пар и зубчатые колеса, а также мрачные сатанинские мельницы — невинные образы прогресса.

Они рисовали фермы и паромы запада, сцены и атрибуты фермерской жизни в деталях: забой свиней, рубку деревьев, запряженного в плуг быка. Вот аутентичная коса для зерна, вот — примитивная механическая жатка (по граблям можно определить, что это жатка Хуссея) или борона, разбрасыватель сена, механический культиватор. Вот сбор хлопка или смолы. Вот геодезист с тремя помощниками щурится, смотря в теодолит около поваленного дерева. На виньеты прокрался даже алхимик. Китобои и моряки, гремящие в доках бочками с табаком: люди, едущие в своих повозках по шоссе: плавучий дом трапперов: ведомые лошадьми баржи: зубчатые железные дороги — все это и многое другое появлялось на долларах.

Железная дорога стала самым популярным сюжетом. Долларовые купюры зафиксировали стремительное развитие американских железных дорог от гравюр первых построенных в Британии паровозов до испускающих дым исполинов трансконтинентальных магистралей: дымовые трубы, предохранительные решетки локомотивов и тендеры. Конечно, это был взгляд сквозь розовые очки, рекламно-пропагандистский подход к оформлению виньет, а не осознанное средство укоренения в массовом сознании энциклопедии движущихся картинок. Долларовые купюры начала девятнадцатого столетия помогали создавать американскую мечту.

В художественном выражении только виньеты с их непосредственностью и экономностью политической карикатуры могли надеяться поспеть за головокружительным развитием Америки. Этот небольшой холст с запечатленным на нем образом прирученного континента был дешев, прост и беззастенчиво переходил из рук в руки, торгуя вразнос пейзажем, который создавали простые люди и который им же принадлежал.

Ибо в Америке великий захват земли был народным, демократическим движением. Никаких башен, храмов и «помни о смерти»: ничто в пейзаже не отражало феодального наследия крупнейших землевладельцев. Пейзажные картины можно было продать состоятельным ценителям, но за четверть доллара их демонстрировали рядовой публике, которая занимала свои места перед картиной за занавесом и у которой перехватывало дыхание, когда она оказывалась в застывшем мире побережья Лабрадора или в лучах задумчивого восхода солнца на западе.

«Сити-Банк» Дэлавера мог похвастаться четырьмя отдельными виньетами на лицевой стороне своей однодолларовой купюры — девушкой в ночной сорочке и с лавровым венком, отдыхающей за ширмой; грохочущим через прерии пассажирским поездом; косарем, лежащим подле своей косы; очень маленькой картинкой того, что могло быть крысой, а должно было быть собакой. «Сити-Траст» украшал девушку накидкой, в то время как джентльмен в цилиндре указывал на корабль вдалеке индейскому воину из племени мохоков, рука которого свисала в опасной близости от клюва орла на американском гербе. Коренных американцев часто изображали на долларе ради создания образа прогресса. Их жесты говорили о благородном смирении. Украшенный перьями, полуобнаженный, стоящий в полный рост индейский воин наблюдает прибытие кораблей, за которыми разворачивается впечатляющий караван технологии. Бывает, что воин один: горький часовой исчезающего порядка вещей; он мрачно предается философским думам со своего усыпанного колючками и поднимающегося над рекой утеса, нависшего над растущим городом. Бывает, что вокруг него собирается семья, и тогда индейская матрона указывает путь, протягивая руку к плугу и снопам пшеницы. Со временем индейцам предстояло исчезнуть с изображений вместе с индейской принцессой, языческой и свободной, столетиями олицетворявшей Америку, на смену которой пришла античная богиня.

Купидоны, херувимчики и путти снимают свой урожай. Аврора поднимается из моря в колеснице, чтобы окропить росой утро, а Аполлон, бог солнца, гонит свою колесницу по небу. Гебу, богиню молодости, изображали как виночерпия богов. Феникс, воскресающий из пепла, стал символом возрождения. Весна устраивается в уютном жилище в виде замечательной аллегорической фигуры с ребенком. Если банк находился рядом с побережьем, он мог поместить изображение морской богини Фетиды или Нептуна, колесницу которого увлекал за собой морской конек (наполовину конь, наполовину дельфин), а также его сына Тритона, дельфинов и русалок. Иногда это были красивые девушки ради них самих — три грации, изящные нимфы — или нечто, бросающееся в глаза, чтобы люди потом сохраняли банкноту в качестве сувенира. Например, банк «Сент-Николас» в Нью-Йорке ставил на своих купюрах Санта-Клауса, готового исчезнуть в дымоходе с мешком подарков.

Прекрасные молочницы, возделанная пашня, уборочные машины и исчезающие индейцы — все это указывало на полную сил и энергии страну. Не дикую. Вовсе без пустошей: именно новую страну, которая только училась постигать себя, примеряя «цивилизованные» понятия порядка и цели к ситуации на пограничье, которое долгое столетие будет отодвигаться от штата к штату. Художники обладали большей свободой в том, чтобы вскрыть двойственность Дикого Запада: одна из знаменитых своей загадочностью картин, похоже, изображает индейца и его сына-полукровку, скользящих вниз по реке на плоскодонном ялике, на носу которого находится то ли медвежонок, то ли кошка, то ли насторожившаяся собака — все праздные, но настороже, сама непринужденность и угроза. Долларовые купюры излучали надежду и изобилие куда более бесцеременно. На них не было полукровок — лишь новая порода мужчин и женщин, подходящих для того, чтобы вспахать и раскрыть новую страну.

Ничего подобного этим бумажным долларам и такому заселению земель ранее не случалось — и то и другое, несомненно, бросало вызов общеевропейскому опыту. Массово произведенный по «американской системе» Перкинса доллар пришпорил продажу и покупку земли с беспрецедентной в истории человечества скоростью. Перескакивая прыжками от одной границы к другой, стала набирать обороты неизвестная в новейшей европейской истории миграция — по мере того как год за годом изображенные на долларовых бумажках люди вгрызались в дебри, описанные в последний раз американской живописью. Если бы марсианин навел свой луч на обменную контору в Америке начала девятнадцатого столетия, он получил бы ясное представление об уровне и направлении развития американской цивилизации, бросив взгляд на деньги. Однако не нужно быть марсианином — лишь одним из тысяч и десятков тысяч новых американцев, которые толпами устремлялись через весь континент на запад, причем они были готовы к новой жизни едва ли лучше марсиан.

О Филадельфии — Банкирский рай — Монстр — Совершенные деньги — Эндрю Джексон

Когда Джейкоб Перкинс в 1819 году отправился в Англию, он отплыл из самого оживленного в стране порта и единственного настоящего города во всей Северной Америке. Это было место, где иностранные визитеры — которым здесь всегда нравилось — могли остановиться в «Отеле Соединенных Штатов», улаживая вопросы получения своих денег с Банком США. Монетный двор Соединенных Штатов располагался здесь тоже не случайно: в этих местах жили и вели дела многие преуспевающие в масштабах страны торговцы, брокеры и банкиры. Это была финансовая столица Америки, а ее Честнат-стрит являлась Уолл-стрит своего времени. Город назывался Филадельфия.