подножку экипажа, а Виктор поддерживал под локоть, когда нас остановил крик возницы:

— Смотрите! — он привстал на козлах, одной рукой держал шапку, чтобы с головы не свалилась, а второй рукой показывал на небо — Смотрите, она вернулась!

В небе над городским озером парила потрясающей красоты бирюзовая дракайна.

— Из ваших птичка? — прошептал Виктор, от изумления потерявший голос.

— Непохожа. На ритуале скорбного прощания с бабушкой Лир’рией я многих видела в истинном облике — таких точно не было. Она по сравнению с моими родичами как золотая рыбка рядом с щуками. Наши — это стремительный полёт и атака, а она… Великая Вселенная, какая же красота! — ахнула я, увидев, как проявились крылья летуньи и, застыв в изумлении, онемела.

Крылья были прозрачными, как бриллианты чистой воды, и вспыхивали в солнечном свете радужными искрами. На хвосте, сгибах передних и задних лап струилось легчайшее шелковистое оперенье, а вместо гребня на изящной голове возвышались алмазные рожки.

— Охренеть! — выдохнул Виктор. — Знаешь, только ради этого стоило сюда приехать.

Возница, понизив голос, продолжал причитать, словно был в трансе:

— Вернулась, матушка, вернулась, заступница… Хвала Светлому.

— Любезный, может быть, уже поедем? Светило к закату катится, а у меня дела ещё есть, — окликнула я его.

— Поедем, добрая госпожа, сейчас поедем. Дайте полюбоваться, — через плечо проворчал он и возвёл очи к небу.

Но там «матушки-заступницы» уже не было. То ли тучкой от нас скрыло, то ли мираж разогнал весенний ветерок.

— Если вернулась, то не в последний раз видишь эту красоту, — хлопнул по плечу охранник, успокаивая огорчённого возницу. — Налюбуешься ещё.

Когда мы въехали в город, в домах начали зажигать свет. Подсвеченные разноцветные шторы превращали окна в цветную мозаику, украшающую здания. Фонарщики с лестницами на плечах ходили от столба к столбу, зажигая уличные светильники. Огоньки делали улицы уютными и в то же время нарядными, словно не ночь приближалась, а праздник.

Мне нравился вечерний Горск. Жаль, что я почти не видела его днём.

— Куда едем? — поинтересовался Виктор.

— Хочу осмотреть дом покойного канцлера. Подойдёт ли особняк для банка и представительства Драконниды, — не желая ставить парня в неловкое положение, отвечала, старательно изображая озабоченность, и как бы между прочим спросила: — У тебя сегодня свидание? Хочешь продолжить знакомство?

— Нет, — последовал решительный ответ. — Девушки в заведении выше всяких похвал, мастерицы-профессионалки. Но нет. Неприятно сознавать, что это её работа. Что я для неё один из многих. Уверен, что уже завтра она не вспомнит ни моего лица, ни моего имени. Да вчера уже забыла. Все время называла «лапочка», «пупсик», «мой мальчик» Понятно же, чтобы не перепутать и чужим именем не назвать. Может, кому и нравится такое, но я больше к проституткам не пойду.

Вздохнула и ничего не сказала. Хотела как лучше, а получили опыт.

Из окружающих Центральную площадь домов этот был самым большим и самым мрачным. Не дворец, но близко. Вот только ни единого огонька не пробивалось сквозь плотно закрытые ставни, ни звук, словно дом замер в тревожном ожидании неведомого.

— Звони, — кивнула я на шнурок. — Не может быть, что в доме никого не осталось.

Через пару минут дверь отворилась, и на крыльцо вышла очень пожилая женщина в тёмном платье. Прямая спина, чепец в цвет платья, плотно сжатые губы на ничего не выражающем лице.

— Что вам угодно, лэры? — она не спрашивала, она вопрошала.

— Мы хотели бы дом осмотреть. Его Величество в курсе, — объяснила я цель визита.

— Вы будете новой хозяйкой? — провожая нас в просторный холл, поинтересовалась женщина.

Как бы старательно она ни прятала свои эмоции за показной невозмутимостью, я уловила нотки тревожности. Тут и магию подключать не надо.

— Нет. Тут будут жить и работать другие… — я чуть было не сказала «люди». Но и «драконы» не скажешь. Кто знает, как отнесутся к этому соседи. Вдруг испугаются и разбегутся. Или выступят с требованиями выселить крылатую братию. Не стоит тревожить столичных жителей такими новостями. Поэтому не стала уточнять, кому дом подбираю.

— А слуг уволите? — вот здесь уже сдержанности не было. Голос домоправительницы дрогнул.

— Зачем? Хорошие слуги всем нужны. Разве что горничные, обученные только дамам помогать, могут не у дел оказаться.

— Таких не осталось. Съехали вместе с барынями своими. Здесь повар, два его помощника, четыре горничные, что за чистотой следят, садовник и дворник. Ну и я, старая… — женщина словно сдулась и, забыв, что ей без позволения не стоит садиться при господах, опустилась на стоявший у стены стул.

— Вам плохо? Может, воды? — присела я рядом и взяла в руки сухую крепкую ладонь. — Витя, позови кого-нибудь. Пусть воды лэре принесут.

— Меня Перси зовут, добрая госпожа. Отвечаю за общий порядок в доме. Простите, что сразу не представилась. — Свободной рукой она поправила сдвинувшийся на пару миллиметров чепец — Взволнованы все, не знаем, чего ждать. Хорошо, что паучиха съехала, но как же господина канцлера жалко. До слёз. Хороший был человек. Только за себя не умел постоять. Съела его паучиха проклятая, — вдруг она осеклась и, опустив голову, всхлипнула. — Лишнего болтаю. Не знаю, что на меня нашло. Невместно так себя вести. Наверное, и вправду старость.

— Всё хорошо, лэра Перси, всё хорошо, — ну не рассказывать же, что я, призвав ментальную магию, прикоснулась к ладони женщины и немного снизила её напряжённость, а это повлекло за собой цепную реакцию: эмоциональное высказывание и слёзы. — Иногда можно и расслабиться.

Тут и стакан с водой служанка принесла. Склонилась к начальнице, что-то зашептала в ухо, по плечу погладила. Похоже, уважают здесь лэру домоправительницу.

— Дом строили отражением королевского дворца. Только меньше вполовину. На первом этаже раньше кофейня с кондитерской была. Отведать пирожных мэтра Литьена из других городов приезжали. Бывало, что порталом за тортами присылали, — с гордостью рассказывала историю дома лэра Перси. — Здесь господин канцлер и познакомился с нашей Вертой. Он тогда ещё не был канцлером, чиновником служил. А барышня наша, несмотря на то, что единственная дочь, частенько сама за прилавком стояла. Долго он не решался признаться в чувствах своих. Да и как к красавице нашей пробиться было? Выпускники-студиозисы, и офицеры молодые, и прочие интересные кавалеры знаки внимания оказывали, ухаживать пытались. Но Верта барышня