– Ну, вам виднее. Если захотите куда с ветерком доехать, спросите Хоава.

Он снова цокнул, и лошадиные копыта застучали мягко по песку.

Рамад не спеша подошел к лестнице, все еще занятой маласанцем.

– Далеко собрался? – спросил караванщик.

Раньше Рамад, может, и пободался бы с ним, посмотрел бы, на сколько у этого молодца гонору хватит, остер ли его клинок, быстра ли рука, но сейчас он слишком устал. Два дня назад он дрался в Ямах и до сих пор не оправился как следует – продержался три боя, и каждый стоил синяков, ссадин да кровоподтеков. Прибавлять к ним новых не хотелось, особенно в бессмысленной сваре с пьяными.

Огрызаться не хотелось тоже. Рамад терпеть не мог дураков, особенно заливших глаза, так что просто подошел к караванщику вплотную и внимательно, не моргая, глянул ему в лицо. Молча. Широколицый маласанец, до этого смотревший нагло, растерянно моргнул, но тут же вновь надулся, как павлин, расправил плечи. Рамад не шевельнулся, не отвел взгляда. Ему интересно было, на что хватит ума у этого типа. Его товарищи, уже поднявшиеся к докам, даже не поняли сперва, почему он отстал, но теперь остановились посмотреть.

– Ладно тебе, – крикнула одна из караванщиц на маласанском. – Не стоит он того.

Маласанец медленно разжал челюсти и вдруг сдулся, как бурдюк, из которого вылили все вино. Покосился в сторону, глянул исподлобья на Рамада, сплюнул и взбежал по ступенькам к своим. Рамад только головой покачал.

Его путь лежал в док, где стояли на приколе два каимирских корабля: на первом, большом правительственном галеоне прибыло посольство – отметить удачное открытие нового торгового пути в Маласан. Вторым же была небольшая изящная яхта с длинными полозьями лучшего масляного дерева. «Синяя цапля», гордость Амансиров, названная в честь их фамильного герба: он изображал цаплю, несущую караул среди спокойных вод. Рамад направился к ней.

Две недели назад он привел «Синюю цаплю» в Шарахай – никогда еще не добирался до Янтарного города так быстро.

В лунном свете Рамад заметил Дана'ила, своего первого помощника. Тот, заложив руку за спину, охранял единственный люк яхты.

– Господин мой Амансир. – Дана'ил щелкнул каблуками и поклонился. Остальные матросы, числом в шесть, повскакивали тоже, приветствуя капитана.

– Вольно, – скомандовал Рамад, одним прыжком оказавшись на палубе. Дана'ил расслабился немного, остальные – лучшие матросы, знающие свое дело – продолжили готовить яхту к ночному путешествию. – Ты улыбаешься, Дана'ил?

– Так точно, мой господин.

Рамад знал, что есть лишь одна вещь, которая может вызвать улыбку у первого помощника.

– Вы нашли его?

– Так точно, мой господин. Около западной гавани, как вы и сказали. Его укрытие в подвале дубильни, хозяин – их давний союзник.

– Он сейчас там?

Достаточная причина, чтобы остаться в Шарахае.

– Нет. Масид ушел в сумерках с Хамидом. Кезаде пришлось скрыться на время, ни Масид, ни Хамид с тех пор не появлялись.

– Ловкие подонки.

– Так точно, – серьезно ответил Дана'ил. Он знал это по себе: во время прошлой стычки с Воинством Безлунной ночи его едва не убили. – Точно неизвестно, но мы думаем, что Масид обосновался в этом подвале недавно.

Значит, еще недели две будет чувствовать себя там в безопасности. Рамад дружески сжал плечо Дана'ила.

– Боги наконец нам улыбнулись. Я даже не надеялся на такие хорошие новости. – Он кивнул в сторону люка. – Она проснулась?

– Да, недавно. И, простите за грубость, настроение у нее хуже некуда.

– А разве бывает иначе?

– Не мне об этом судить, господин.

– Мудрый ты человек, Дана'ил. Я тебе уже говорил, что ты мудрее меня?

– Не мне об этом судить, господин.

Рамад похлопал его по плечу.

– Мудрее, мудрее. Только не задирай нос.

Он начал было спускаться по лесенке, ведущей вниз, но остановился.

– Правь на юг через юго-восток, но через час возвращайся в Шарахай.

Дана'ил поклонился.

– Есть.

Идя по узкому коридорчику к носовой каюте, выделенной Мерьям, Рамад слушал топот команды над головой, глухие удары по песку – это матросы спрыгивали с бортов, готовя яхту к отходу.

Боги, как же странно было покидать Шарахай – хоть и на час, – когда Масид рядом, только руку протяни! Но спешить нельзя. Они всего лишь нашли одно из убежищ, как и три раза до этого. Попытки взять Масида нахрапом уже стоили Рамаду пятерых бойцов – двух мертвых и трех раненых. Дана'ила удалось спасти только вмешательством Мерьям, и помощь ее дорого им стоила. Масид увертлив, как сом, и шипы у него такие же острые.

Нет, нельзя бежать в дубильню. Сперва доложить владыке, потом подготовиться как следует, и, возможно, в этот раз боги встанут на сторону обиженных – человек, убивший жену Рамада, его дочь и многих невинных, заплатит наконец за свои грехи.

Яхта выкарабкалась из дока и заскользила по песку гавани. Она была такой легкой, полозья скользили так хорошо, что матросы сами могли вытянуть ее на простор. Загудели паруса, наполняясь ночным ветром, «Синяя цапля» встрепенулась, готовая лететь прочь из гавани.

Подойдя к каюте Мерьям, Рамад невольно сглотнул, чувствуя знакомый запах: словно где-то гнили яблоки. Он знал, что привыкнет, но в первый миг эта вонь всегда оглушала. Из кабины доносилось громкое прихлебывание и постанывания – видно, Мерьям пила что-то. Рамад закрыл глаза, занес руку, чтоб постучать… но замер. Может, оставить ее в покое?

– Входи, – произнес из-за двери мрачный голос.

Рамад проглотил вставший в горле ком и вошел. С одной из балок, поддерживающих потолок маленькой треугольной каюты, свисал красный фонарь. Мерьям сидела под ним, облитая кровавым светом. Ее платье отливало темной бронзой, золотистый лиф охватывал болезненно-тонкую фигурку. Шарф, скрывавший волосы Мерьям, ниспадал на плечи, отбрасывая на лицо глубокие тени, но даже они не могли скрыть запавших щек и глаз. Губы ее, пухлые, теперь словно прилипли к деснам, однако больше всего Рамада терзал вид ее рук, сжимающих кубок. Они напоминали ему крысиные лапки: тощие, с длинными ногтями, созданные для того, чтоб царапать и рвать на куски, а не держать изысканное золото.

Мерьям наконец поставила кубок, слизнула с верхней губы алый след. Это движение напомнило Рамаду, как она изменилась. Когда-то Мерьям была красавицей, благородной и доброй, но та невинная девушка осталась в прошлом. Теперь Мерьям стала лишь сосудом для мести. Ее вело единственное желание: отплатить убийцам за сестру, Ясмин, и племянницу Реханн. Когда-то и Рамад думал, что в его жизни не осталось ничего больше, но слишком распылялся в этой ярости – он чувствовал себя так, словно беспорядочно лупит молотом по камням: