– Слушай, у меня тут проблема… – и кивнул на свои причиндалы.

Брендан, похоже, недоумевал.

– Там большой порез… идет кровь, – пояснил я.

Крис тут же принялся за дело. Он позвал еще нескольких человек из обслуживающего состава, и они обступили меня, чтобы никто не видел, что мы делаем, а я спустил шорты. Брендан заглянул, сморщился и покачал головой. Все, кто пытался понять, что происходит, должно быть, задавались вопросом, не отказывается ли Брендан переходить на схему «даймонд».

Я взглянул на Криса. За свою практику главного физиотерапевта он повидал немало серьезных ранений и страшных травм.

– Все нормально, Крис? – поинтересовался я. – Я смогу продолжать?

На лице Криса ничего не отражалось. Он сказал:

– Да, все будет в порядке…

Я так понял, что ничего не отвалится. Поэтому я продолжил игру. Боль была не слишком сильной – просто ноющие ощущения, которые остаются после острой боли от пореза, когда кожа только-только расходится. Меня больше беспокоили инфекции. Пару раз, в 2010–2011 году, у меня была действительно серьезная инфекция в лодыжке и в паху, и я переживал из-за травы и грязи. Но Крису известно, как я быстро подхватываю инфекции. Я решил, что мне, должно быть, ничего не грозит, раз он разрешил мне играть. Я доиграл до конца, и мы выиграли 2:0 после того, как Суарес сделал голевую Старриджу.

В словах Брендана после матча звучало удовлетворение. Он, очевидно, и не вспоминал обо мне и моей травме, когда заявил:

– Второй тайм прошел спокойнее, чем первый. «Борнмут» – очень сильная команда, так что нужно отдать им должное. Однако моя команда показала отличный характер. Год назад в матчах вроде этого мы могли бы проиграть. Во втором тайме настрой, подстегивающий темп, был отличным.

Мне хотелось бы думать, что Брендан, помимо прочего, отдельно отдавал должное и настрою моих окровавленных гениталий. В этот момент я был у Энди Масси. Все ребята попадали от смеха, как это делают футболисты, когда сталкиваются с чем-то, что связано с отдельными частями тела или неловкими ситуациями. Мы победили, атмосфера была отличная, и им казалось, что это смешно. Ни от одного из ребят я не дождался ни капли сочувствия, пока молча сидел там с бледным видом, размышляя, что будет. Энди дал понять, что придется накладывать швы.

– Сколько, док? – спросил я.

– Штуки четыре, наверно.

Ребята уже просто ухохатывались, и можно себе представить их шуточки по поводу сантиметров и швов, размера члена и как у меня все пройдет с Алекс дома. Я бы улыбнулся, если бы мог вытрясти из них душу. Стадо футболистов – последние, с кем хочется обсуждать состояние своего порезанного пениса. Мы с доком пошли искать какое-нибудь спокойное место, где он бы извлек свою иглу, а я бы закрыл глаза и думал бы о «Ливерпуле», Англии и всех тяготах своей долгой футбольной жизни. Но медицинские кабинеты в Борнмуте не так просторны, как на «Энфилде». Нам пришлось отправиться в кабинет физиотерапевта. Место было людное – все сновали туда-сюда. Я робко сел в кресло. Тем временем пара здешних ребят подошли пожать мне руку. Должно быть, они решили, что я очень тихий и застенчивый, потому что мне удалось выдавить лишь: «Как ты, приятель?»

– Думаю, лучше нам не откладывать, Стиви, – предложил врач, но ведь не годилось доставать свой прибор при всем честном народе. Масси поговорил кое с кем, и кабинет освободили. Я снял шорты и трусы и последний раз взглянул туда. Ух! Я понадеялся, что не прощаюсь со своим старым другом. Сначала мне сделали укол, а потом я, стараясь не смотреть, что он делает, завел непринужденный разговор с доктором – как обычно бывает в таких ситуациях. Ведь, могу сказать, он тоже чувствовал себя не вполне в своей тарелке. Ему уже пришлось накладывать скобы на голову Шкртела, а теперь он поправлял мой пенис. Масси, должно быть, жалел, что не остался дома, обрабатывая порезы и синяки ребятам из Академии. Однако разговаривал я немного. Мне хотелось, чтобы он полностью сосредоточился. Доктор хорошо справился со своей работой. Мне не было больно, когда он накладывал швы – четыре, как он и предполагал, – и я пошел назад в раздевалку.

Стебались еще больше. Встал ли у меня от иглы? Знает ли док, что никакие чувства непозволительны? На этот раз я улыбался более радостно. Самое худшее позади, и врач заверил, что со мной все в абсолютном порядке – и на поле, и вообще.

После того как он сообщил мне эти радостные известия и когда меня перевязали во избежание возникновения инфекции, я задал ему очевидный вопрос:

– Смогу я во вторник играть с «Эвертоном», док?

– Посмотрим, как ты будешь себя чувствовать в ближайшие дни, – ответил он.

Я считал, что со швами на «приборе» я вполне смогу играть и даже обыграть «Эвертон».

– Не волнуйся, док, – сказал я. – Уверен, все будет в порядке.

Мне страшно хотелось сыграть против «Эвертона» не совсем по обычным причинам. Любой матч мерсисайдского дерби вызывал у меня страх. Я говорю не о том, что я просто нервничал или ощущал бабочек в животе – это порой чувствует каждый из нас. Я боялся проиграть «Эвертону», особенно на своем поле. Проиграть еще одно дерби на «Энфилде» было бы невыносимо. Прежде я уже потерпел одно поражение – в 1999 году, и оно вызывало у меня физическую, переворачивающую все нутро боль. А что еще хуже, меня удалили. В тот вечер я по глупости заказал столик в ресторане, рассчитывая, что мы выиграем и я буду отмечать. Я не мог испортить планы все остальным, поэтому потащился в «Альберт-док» и всю ночь хандрил. Мне было девятнадцать, и я был подвержен переменам настроения. В уборной я натолкнулся на Кевина Кэмпбела, бомбардира из «Эвертона», забившего решающий гол. Кевин спустил брюки, продемонстрировав мне следы от шипов, которые я оставил на его бедре. У него было телосложение боксера в тяжелом весе, и все, что я мог сказать, – что я сожалею, что задел его, и пожал ему руку.

Это поражение стало нашим последним проигрышем мерсисайдского дерби на своем поле, и я понимал, что нам нельзя его повторить на этом этапе сезона, когда мы пытаемся закрепить свое положение в четверке лидеров. «Эвертон» играл хорошо, и наряду с «Арсеналом», «шпорами», нами и даже барахтающимся «Манчестер Юнайтед» они питали серьезные надежды пройти квалификацию в Лигу чемпионов. «Манчестер Сити» и «Челси» уже закрепились наверху.

У нас близилась 25-я годовщина трагедии на «Хилсборо», а кроме того, всего через месяц начиналось новое следствие. Было очевидно, что, наконец, наступили перемены. Но я хотел помочь группе поддержки семей пострадавших на «Хилсборо» в эту переломную пору их продолжительных и мучительных попыток узнать правду. Перед дерби я решил пожертвовать группе 96 000 фунтов. Мне казалось, будет правильно подчеркнуть вклад «Эвертона» в эту двадцатипятилетнюю борьбу, потому что они больше любого другого клуба поддерживали нас. Я говорил с журналистами и, когда меня спросили об этом пожертвовании, ответил: