– Они сейчас уедут, Нат, – попытался ее обнять, но она отшатнулась. Бледная и напуганная, обняла себя руками.

– Уедут и будут обсуждать нас с тобой и то, что мы остались на ночь вдвоем, – сейчас ее глаза казались размером с блюдца. И мне хотелось ее обнять и как-то успокоить. – Это слишком, Петь. То, что должно остаться между парой, не должно стать достоянием общественности. Я так не могу, – проговорила Наташа, давая ясно понять, что сказка закончилась.

Глава 36

Ната

– Ну, пока, – взялась за дверную ручку автомобиля, собираясь выйти.

– Постой, – поймал меня за руку Державин, и кожу тут же осыпало мурашками. – Как же поцелуй на ночь?

В темноте салона автомобиля его взгляд казался таким темным, глубоким, искушающим. Но стоило вспомнить ту отвратительную сцену у него дома и представить, как в данный момент все его дружки и подружки обсуждают нас, строят домыслы о том, чем именно мы занимаемся с Петей в эту минуту, как к горлу подступила тошнота. Тут ведь и гадать не нужно, как они к этому относятся. Для них всех это что-то совершенно банальное и не стоящее внимания. В то время как для меня одно из самых важных событий в жизни.

И все то прекрасное, что между нами было сегодня, внезапно стало казаться облитым грязью. А я не хотела так…

– Я устала, Петь, – опустила глаза, чтобы так жадно не рассматривать губы, ставшие моей манией, точно так же, как и весь Державин в целом.

Но столкновение с беспардонным посягательством его друзей на мой закрытый и неприкосновенный для посторонних мир выбило меня из равновесия. Понимала, что не смогу вписаться в общество, где не существовало понятия границ.

– И что, даже на поцелуй сил не осталось? – в голосе столько нежности и ласки, что устоять практически невозможно.

Но перед глазами пронесся образ Миры, а следом за ней парней, и их взгляды, кричавшие о том, что они все о нас знают. И эти липкие, унижающие взоры… Мне сложно отойти от такого, и требовалось время подумать над настолько стремительными переменами в жизни.

– Прости, – рассматривала коленки, обтянутые джинсами, зная, что стоит установить с Петей зрительный контакт, и тогда я не смогу быть такой решительной.

– Наташ, – произнес мое имя так, что по венам растеклось тепло. – Я понимаю, что эти придурки испортили нам ночь и шокировали тебя. Но я-то все тот же. Я не приглашал их и не поддержал их затею. Так не наказывай меня, – гладил мои пальцы, вызывая стойкое желание прикрыть глаза и замурлыкать. – Слышишь меня? – положил вторую руку мне на шею, разминая окаменевшие мышцы.

Из меня вырвался стон, и, закрыв веки, я просто сидела и наслаждалась ощущениями, чуть опустив голову вниз.

– Ну же, Мотылек, не закрывайся снова от меня, – тихо говорил он, и вибрация от его низкого тембра расползалась по телу.

– Для меня это очень сложно, – приоткрыла веки.

– Я понимаю. Но мы можем с этим справиться, – с надеждой смотрел на меня, и казался весь обнаженный передо мной, и я могу завладеть им всецело. Тогда не выдержала:

– Кто такая Ника, Петь? – ненавидела себя за слабость, но мы уже шагнули так далеко, что я просто умру, если буду изводить себя догадками и домыслами. Лучше узнать все сразу у него самого и лишь потом делать выводы. Ну а пока я не знала, кем приходилась ему эта загадочная блондинка, меня сжигала ревность. Горькая, острая, разрушающая душу ревность.

– Что? – непонимающе смотрел на меня, а затем его губы растянулись в улыбке.

– Это кто-то особенный для тебя? – вспомнила, как он разговаривал с ней по телефону и сегодня друзей выгнал, наверное, больше из-за того, что они устроили в его доме бедлам перед приездом этой самой Ники, чем из-за вторжения в наше свидание. Думала об этом, и у меня кишки скручивались в узел от зависти к незнакомке и злости.

– Самый особенный человек в моей жизни, – ответил, будто серпом полоснул мне по грудине.

Казалось, меня начнет выворачивать наизнанку от боли и отчаяния.

– Тогда… зачем тебе я? – глаза пекло и во рту пересохло.

– С Никой никто не сможет сравниться и конкурировать с ней бесполезно, – продолжал убивать меня беспощадной правдой. – Ника – моя мама, Нат, – расплылся он в довольной улыбке.

– Мама? – встретилась с ним взглядом и тут же залилась краской, увидев триумф в его глазах. – Боже, какой стыд! – зажмурилась, но Петя запустил пальцы мне в волосы и повернул голову на себя.

– Мне нравится, – подтолкнул голову к себе и подался мне навстречу, прижавшись лбом к моему. – Значит, ты ко мне неравнодушна, – потерся носом о мой, прикрывая веки.

Стоило мне снова ощутить его прикосновения, вдохнуть его запах, и меня повело. Не заметила, как сама потянулась к его губам, обхватывая ладонями колючие щеки. Языки встретились, смешивая слюну и вкус, тело отозвалось приятной тяжестью и расползающимся жаром.

Казалось, что вместе с его слюной ко мне в кровь впитывался наркотик, иначе почему я так подсела на поцелуи? И почему мне было мало?

Всосала его нижнюю губу, проведя по ней языком, и подалась сама ближе к Пете. Причины, по которым я не должна была сейчас это делать, размылись, оставляя лишь мое влечение к этому парню и голод по его рукам, губам.

Его губы это отдельная тема для размышлений насчет того, почему я готова поклоняться им. Перевозбужденное сердце толчками отправляло кровь по венам, а электрические разряды буквально выстреливали от места соприкосновения наших ртов и до всех тех частей тела, что до перехода нами с Петром запретной линии незаслуженно недооценивались мной. Соски затвердели, а между ног стало так жарко и влажно, что устыдилась реакции собственного тела.

Отпрянула от Петра, понимая, что с каждым разом наши поцелуи становятся все более провокационными.

– Мне пора, – прошептала ему в рот, потянувшись снова к его рту.

– Мы можем не расставаться, – шептал он, влажно скользя губами по щекам и подбородку, спускаясь к шее и ключицам..

Я же царапала его шею, сама понимая, что не хочу уходить.

– Пригласи меня в гости, Наташ, – соблазнял змей-искуситель.

И мне хотелось, боже, как мне хотелось пойти у него на поводу. Но затем я вспомнила, как выглядит моя квартира и его апартаменты, вспомнила, как впервые он смотрел на мой дом, и начала остывать. Не хочу видеть отвращение на его лице. Не в своем доме.

– Не сегодня, Петь, – отодвинулась подальше