Мартин всё-таки вырвался из СССР в 1987 году – он был тяжело болен и уехал умирать в Мексику. А Митчелл пережил и крушение СССР, и распад страны, и даже 1990-е годы. Он умер в ноябре 2001 года в своей петербургской квартире напротив Никольского собора.

Так закончилась история двух романтичных перебежчиков, которые хотели спасти мир – и даже попытались это сделать.

Как известно, художник Пабло Пикассо не стал покидать оккупированный нацистами Париж, он остался в нём вместе со своими работами и студией. Его фигура неизменно вызывала большой интерес у оказавшихся в Париже немцев, многие из которых были почитателями его искусства. А он довольно охотно с ними общался, а с некоторыми даже дружил – несмотря на радикальную разницу во взглядах.

Однажды в его студию пришли офицеры вермахта, мечтавшие познакомиться со звездой. Они ходили по его студии и осматривали картины. В какой-то момент один из них увидел эскиз «Герники» и решил уточнить у художника, его ли это картина. Он спросил:

– Это вы сделали?

Пикассо сказал, подумав:

– Нет, это сделали вы.

В оккупированной Франции такое отношение к немцам мог позволить себе, наверное, только он – ну, может быть, ещё несколько человек, имевших статус суперзвезды. В остальном противостояние немцам во времена нацистской оккупации было делом опасным и неблагодарным – шутки оккупантами не очень ценились, а к французской культуре они относились одновременно с презрением и благоговением.

Эти сложные двусторонние отношения немцев и французов особенно интересно изучать на примере отношений между оккупантами и интеллектуальной элитой страны. Отношения власти и интеллектуалов часто представляют собой все противоречия какой-то эпохи в концентрированной форме.

Об оккупации Франции нередко говорят как об архетипическом примере оккупированной страны, покорители которой установили и навязали несправедливый режим, которому служат исключительно предатели. Многим, собственно, и представляется, что во Франции Вторая мировая была исключительно временем столкновения двух противоположностей: коллаборационистов, сотрудничавших с нацистами, и отважных борцов Сопротивления. На самом деле всё было несколько сложнее и границы между этими группам были гораздо более прозрачными, чем может показаться со стороны. Пример Франции многое объясняет нам и о том, как устроен коллаборационизм и почему любые люстрации после свержения несправедливого режима всегда будут несправедливы в той же степени, сколь и заслуженны.

Что такое коллаборационизм? Откуда он берётся? И куда ведёт? Можно ли наказать всех плохих и наградить всех хороших? Попробуем в этом разобраться на примере Франции в годы Второй мировой войны. А о том, как менялось представления об отношения военного времени, мы разберёмся, изучив взгляд и отношение историков на французское общество времен оккупации.

Уже всего через две недели после подписания перемирия с нацистской Германией, 10 июля 1940 года, Национальное собрание Франции провозгласило фактически новую конституцию и объявило о том, что в стране произошла национальная революция. События, последовавшие за этим, раскололи французское общество – не только в переносном, но и буквальном смысле: немцы оккупировали северную часть Франции, а на юге Франции была создана так называема Свободная зона, более известная всем как вишистская Франция. Власть в ней была передана фельдмаршалу Петену, прославленному французскому военачальнику, герою Первой мировой войны. Именно он и стал номинальным руководителем этого осколка Третьей французской республики – и сделал своё имя почти синонимом термина «коллаборант» (аналогичная метаморфоза ждала фамилию норвежского коллаборанта Квислинга).

Во Франции были провозглашены новые ценности: отказ от республиканства, отказ от парламентаризма и провозглашение идеи о необходимости создания консервативной нации, поддержания традиционных отношений в семье, в религии и в политической. Мнение общества по этим вопросам не учитывалось – оно было поставлено перед необходимостью принять новые взгляды на жизнь.

Сотрудничество с врагом и Сопротивление врагу были двумя полюсами социальной, политической и культурной жизни Франции во время оккупации; между ними, впрочем, существовало огромное множество различных вариантов существования, не требовавших от человека каких-то радикальных действий.

Четыре года под германским правлением различные авторы называют по-разному: некоторые, как Джулиан Джексон, предпочитают использовать термин «темные годы», но есть и те, кто называет эти годы «франко-французской войной»: между коллаборационистами и теми, кто предпочел уклониться от сотрудничества. Впрочем, зачастую провести жёсткую границу между коллаборацией и сопротивлением не так уж и просто, особенно когда речь идёт о поведении интеллектуалов и творческой элиты.

Казалось бы, что сложного? Почти сразу после войны Жан Поль Сартр заявил, что во время оккупации у французов было всего два выбора и задача тех, кто не стал сотрудничать, заключалась в том, чтобы «сказать французам, что немцы не будут нами править».

Один из историков, специализировавшихся на истории Франции в XX веке, Патрик Баерт, следуя за мыслью Сартра, предложил самый простой подход, представив эти два явления в чрезвычайно упрощённом виде:

Но и самому Баерту было понятно, что такое определение – слишком узкое и недостаточное. Оно не в состоянии было охватить значительное количество интеллектуалов, которые предпочли отстраниться от политической жизни, замолчали и отказались от каких-либо политических действий. А среди тех, кто сотрудничал с новыми властями, было немало тех, кто поддерживал отличные отношения с интеллектуалами-оппонентами, которые вроде бы должны были ненавидеть немцев и правых всей душой.

Кроме того, такое строгое противопоставление было неточно даже в своих предпосылках, ведь значительное количество французских интеллектуалов решили вообще не участвовать в этом противостоянии и эмигрировали из Франции. Среди них было много очень известных людей, начиная с Генриха Манна и заканчивая Жаном Ренуаром и Клодом Леви-Строссом. Большинство из них уехали в США, где часть из них занялась помощью родине: они организовывали концерты в пользу Сопротивления, собирали средства, призывали иностранные государства оказать помощь Франции.

Поскольку работа Баерта, в которой он давал строгое определение коллаборационистам, посвящена заключительному этапу войны, это позволяет рассмотреть не только период оккупации, но и изучить меры, предпринимавшиеся против коллаборационистов после войны – чистки или, если говорить по-французски, epuration. Баерт обнаружил интересную параллель: послевоенные действия французского правительства во многом напоминали действия правительства Виши, но только при немцах в качестве объектов для атаки избирались левые интеллектуалы, а после войны – правые.