и ночи не прожил бы. Вспомни тех двоих, которые подорвались на мине.

— Оно вроде и так… — продолжал сомневаться скептик. — Да вот только…

— И все-таки я считаю, что надо рискнуть! — решительно сказал Грач. — В конце концов, что мы теряем? Окажемся в тылу, назовем пароль… Ну а дальше что будет, то и будет. Нас шестнадцать человек. Помнится, Литке говорил, что всю нашу группу должны перебросить в советский тыл, чтобы взорвать какой-то важный объект. Вот пускай и перебрасывают. Все вместе и сдадимся.

— Ну да… — все никак не желал униматься скептик. К нему по ходу разговора присоединились еще несколько скептически настроенных курсантов. — Оказывается, все так просто…

— Это для нас все просто, — втолковывал скептикам Грач. — А вот для Лысого — или кто он есть на самом деле — все очень даже непросто. Человек добровольно угодил в это пекло — в лагерь! Угодил ради нас! Ради меня, ради вас, ради других, которые подыхают сейчас в бараках. Да притом, насколько я понял, он здесь такой не один. Может, их здесь столько же, сколько и нас. Откуда нам знать? Смерш — вы когда-нибудь слышали такое слово?

— Нет…

— Оказывается, есть сейчас в Красной Армии такая служба, — дал разъяснения Грач. — Об этом мне сказал наш инструктор — Лысый. Переводится как «смерть шпионам». Вот он, то есть этот Лысый, и служит в этом Смерше. Вот он и прибыл в лагерь, чтобы нас вызволить. Вселить в нас уверенность, что о нас на Родине помнят, и нас там ждут.

— Рисковые, однако же, хлопцы в той службе! — отозвался кто-то из полутьмы. — Решиться на такое — добровольно угодить в лагерь! Просто-таки не верится…

— У каждого своя война, — ответил на это Грач.

— Оно, конечно, так… — неуверенно согласился голос из полутьмы.

Помолчали. Каждый из шестнадцати думал свою собственную думу, но, в общем, это была одна и та же дума — одна на всех.

— Тут вот в чем еще дело, — отозвался наконец Грач. — Как вы понимаете, не только ради нас, шестнадцати, прибыл в лагерь этот Лысый… который из Смерша. Но наверно, и ради других — тоже. Он мне так и сказал, что ради всех… А потому нам надо ему помочь.

— И чем же? — спросил кто-то из полутьмы.

— Надо как-то убеждать других заключенных, чтобы они также записывались в диверсанты и каратели. Не стояли, опустив головы, а просто-таки выстраивались в очередь, чтобы записаться! — сказал Грач. — Нужно им объяснить, что это самый верный и притом единственный путь выбраться из лагеря.

— Хорошенькое дело! — присвистнул кто-то. — Это каким же таким образом мы это сможем сделать! Допустим, взять меня. Так они меня и послушают. Да еще, может, и придавят где-нибудь в углу… Ведь я же для них — предатель Родины. Враг!

— Ну, тебя-то, может, и придавят, — отозвался другой голос. — А вот, допустим, я — рискнул бы. Есть у меня среди пленных пара земляков-однополчан. Вместе призывались, вместе воевали, вместе попали в плен… Ну, так они и врагом-то меня не считают. А считают — заблудшим человеком. А это, мыслю, не одно и то же. Так что можно попробовать начать с них. Я мыслю так. Если нам удастся сагитировать хотя бы одного из них, то уж дальше не наша забота. Дальше все пойдет само по себе. Это как лавина. Стронул один камешек, посыплются и другие. Так что я бы попробовал пообщаться с моими земляками.

— Вот и попробуй, — сказал Грач.

— Да, но как мне с ними встретиться? Ведь мы порознь…

— А вот я поговорю с нашим инструктором! — после короткого раздумья сказал Грач. — Он парень ловкий, а потому что-нибудь придумает!

* * *

С Лысухиным Грач встретился в тот же день, точнее сказать — утром во время развода на занятия. Сделать это оказалось не так и сложно. Лысухин был инструктором, Грач — курсантом. Поэтому разговор между ними ни у кого подозрения не вызывал. За исключением, разве что Веселого, но того поблизости почему-то не было.

Идею насчет того, чтобы переговорить с земляками-однополчанами, Лысухин полностью одобрил.

— А что, и хорошо! — улыбнулся он. — Надо же с чего-то начинать! Ты вот что, Грач. Назови мне прозвище того переговорщика. А уж дальше мы сами…

— Гром, — сказал Грач.

— Вот и дивно. — Лысухин продолжал улыбаться. — Хорошее прозвище! Ладно, пока ступай. Завтра в это же самое время встречаемся вновь. Поговорим… Ну а если что, то я найду тебя и раньше. Как-никак обитаем в одном бараке.

Расставшись с Грачом, Лысухин внимательно осмотрелся. Он рассчитывал где-нибудь поблизости увидеть Веселого. Но не увидел. Это было и хорошо, и плохо одновременно. Хорошо — потому что Веселый Лысухину не будет надоедать и не станет возбуждать в нем почти неудержимого желания свернуть Веселому голову. Плохо — потому что могло быть и такое, что Веселого, что называется, открепили от Лысухина как не справившегося с заданием. А коль так, то не исключено, что к нему приставят кого-то другого. И этот гипотетический «другой» вполне может оказаться куда хитрее, проворнее и незаметнее Веселого. И попробуй тогда его вычислить… Конечно, могло быть и такое, что немцы за столь короткий срок убедились в надежности Лысухина, а потому и вовсе не считают нужным приставлять к нему своего осведомителя. Однако на этот вариант Лысухин, можно сказать, не рассчитывал вовсе.

Лысухин решил встретиться с майором Литке и завести с ним разговор, от которого многое зависело. Можно даже сказать, что от него зависела судьба всей дальнейшей операции по спасению пленных из концлагеря.

Встретиться с Литке было не так и сложно — майор ежедневно самолично проверял, как идут занятия. Пришел он и сегодня. Лысухин проводил на задворках лагеря, на так называемом полигоне, практические занятия с курсантами. Тема занятий была важная и ответственная — маскировка заложенных под объект мин. Объекты на полигоне были самые разные: кирпичная стена, фрагмент деревянного моста, отрезок железной дороги вместе с настоящими рельсами и шпалами, несколько вагонов, стоящих на рельсах, два советских автомобиля — грузовой и легковой. И под каждый из этих объектов нужно было ловко заложить мину, да еще и так, чтобы никакой посторонний глаз, даже