Шэнноу снял широкополую шляпу и повесил ее на луку седла. Солнце спускалось за холмы на западе, и он очень устал. Двенадцать ступенек вели к длинной двери строения, перед которым они стояли, и Шэнноу направился к ней. Дверь отворилась, из нее вышла пожилая женщина в белой одежде и низко поклонилась. Короткие седые волосы и синие глаза — такой глубокой синевы, что казались почти фиолетовыми.

— Добро пожаловать, — сказала женщина.

Они, трое, услышали гром копыт, обернулись и увидели, что со склона прямо на них несутся исчадия. Руки Шэнноу опустились на пистолеты, но женщина сказала властно:

— Не беритесь за оружие. Подождите.

Шэнноу замер. Всадники промчались мимо строений, не глядя ни направо, ни налево. Иерусалимец смотрел им вслед, пока они не скрылись в северном направлении.

Он резко повернулся к женщине, но прежде, чем успел открыть рот, она сказала:

— Разделите с нами вечернюю трапезу, мистер Шэнноу, — и, повернувшись, исчезла за дверью.

— Вот что, Шэнноу, — сказал Бетик, подходя к нему, — мне это место очень не нравится.

— Тут такая красота, — сказал Села. — Неужто ты ее не чувствуешь? Такая гармония! Тут нет страха.

— Есть! — буркнул Бетик. — Вот тут, — добавил он, ударив себя по груди. — Почему они проехали мимо?

— Они нас не видели, — сказал Шэнноу.

— Чушь! Не могли не увидеть!

— Как мы не могли не увидеть эти дома?

— От этого, Шэнноу, все выглядит только хуже, а не лучше.

Шэнноу поднялся по ступенькам и вошел в дверь. Бетик пошел следом за ним. Шэнноу оказался в небольшой комнате, озаренной мягким светом белых свечей. Круглый столик был накрыт на двоих, и за одним прибором сидела седая женщина. Шэнноу обернулся, но Бетика не увидел, как и Селу.

— Садитесь, мистер Шэнноу, и подкрепитесь.

— Где Мои друзья?

— С удовольствием ужинают. Не тревожьтесь, здесь никакая опасность вам не угрожает.

Шэнноу мешали пистолеты, и, сняв пояс, он положил их на пол рядом со стулом, взглянул на свои ладони и увидел, что в них въелась грязь.

— Можете умыться в соседней комнате, — сказала женщина.

Шэнноу благодарно улыбнулся и открыл овальную дверь по ту сторону стола, которую до этого он как‑то не заметил. За ней оказалась металлическая ванна, полная теплой чуть надушенной воды. Он разделся и забрался в нее. Наконец, ощущая себя чистым, он выбрался из ванны и на месте своей одежды увидел белую шерстяную рубашку и серые брюки. Такая замена его нисколько не встревожила, и он надел их. Они облегали его, словно сшитые по мерке.

Женщина по‑прежнему сидела за столом, и он опустился на стул напротив. Еда была незатейливой: тушеные овощи, свежие фрукты, родниковая вода, которая казалась вкуснее вина.

Они ели молча, а потом женщина встала и сделала Шэнноу знак пойти за ней в соседнюю комнату. Шэнноу оказался в кабинете без окон, где два глубоких кожаных кресла были придвинуты к столику со стеклянной крышкой, на котором стояли две чашки душистого чая.

Шэнноу подождал, пока женщина не села, а тогда сел сам и обвел взглядом стены. Они, казалось, были каменными и тем не менее мягкими на вид, будто обитые плотной тканью. На стенах висели картины, главным образом изображавшие животных — оленей и лошадей, пасущихся у подножий гор в снежных шапках.

— Вы далеко заехали, мистер Шэнноу. И вы устали.

— Да, очень, госпожа.

— Вы едете в сторону Иерусалима или в противоположную?

— Не знаю.

— Для Каритаса вы сделали все, что смогли. Не горюйте.

— Вы его знали?

— О, да! Несгибаемый упрямец, но вместе с тем добрейшая душа.

— Я обязан ему жизнью. И не сумел вернуть свой долг.

— Он не смотрел бы на вас, как на должника. Для него, как и для нас, жизнь — не баланс долгов и уплат. Что вы чувствуете к Донне Тейбард?

— Я сержусь… сердился. Здесь трудно ощущать гнев.

— Не трудно, мистер Шэнноу, а невозможно.

— Что это за место?

— Святое убежище. Здесь нет зла.

— Но как можно было добиться подобного?

— Ничего не делая, мистер Шэнноу.

— Но здесь есть сила… грозная сила…

— Да, и в этом загадка для тех, кто имеет глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать.

— Кто вы? Что вы такое?

— Я Руфь.

— Ангел?

Тут Она улыбнулась.

— Нет, мистер Шэнноу, я женщина.

— Простите, но я не понимаю, хотя чувствую, что это очень важно.

— И вы правы, но пока отдохните. Мы поговорим завтра.

Она встала и ушла. Он услышал, как затворилась дверь, и поднялся на ноги. У дальней стены была постель, он лег на нее и уснул без сновидений.

Бетик вошел в дверь следом за Шэнноу и оказался в круглой комнате, выкрашенной в мягкие алые тона. На стенах висело всевозможное оружие, эффектно расположенное: луки и копья, пистолеты и ружья, мечи и кинжалы — и все искуснейшей выделки.

За овальным столиком сидела седовласая женщина, на блюде лежал большой кусок мяса, обжаренный снаружи, но внутри сырой. Бетик подошел к столику и взял серебряный нож для разделки жаркого.

— Где Шэнноу? — спросил он, отрезая сочные ломти.

— Неподалеку, Бетик.

— Приятная комната, — сказал исчадие Ада, кивая на оружие.

— Тебя умиротворяет их вид?

Он пожал плечами.

— Они напоминают мне о моем родном доме.

— О комнате, выходящей окном на виноградник?

— Да. Откуда ты знаешь?

— Два года назад ты оказал гостеприимство моему другу.

— Как его звали?

— Езра.

— Мне неизвестен никто с таким именем.

— Он перелез через ограду твоего сада, когда за ним охотились, и спрятался среди твоих лоз. А когда явились охотники, ты сказал, что ни в доме, ни в саду никого нет, и отослал их.

— А, да! Такой коротышка с испуганными глазами.

— Да. Человек великой храбрости, ибо он знал великий страх.

— Что с ним произошло дальше?

— Три месяца спустя его поймали и сожгли.

— Последнее время костры запаляют часто. Он поклонялся старому темному богу, ведь так?

— Да.

— Исчадия Ада выжгут эту секту каленым железом.