Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Быть может, Бетик. Но почему ты ему помог?
— Я не религиозный человек.
— А какой?
— Просто человек.
— Ты знаешь, что можешь умереть, если останешься с Шэнноу?
— Наши пути скоро разойдутся.
— А ведь без тебя его ждет неудача.
Бетик поднял кубок с красным вином и осушил его до дна.
— Что ты стараешься мне сказать?
— Ты чувствуешь, что ты у Шэнноу в долгу?
— За что?
— За спасение твоей жизни.
— Нет.
— Ты назвал бы себя его другом?
— Быть может.
— Значит, он тебе нравится?
Бетик ничего не ответил.
— Кто ты, женщина? — спросил он потом.
— Я Руфь.
— Почему всадники нас не увидели?
— Сюда нет доступа злу.
— Но я же здесь!
— Ты спас Езру.
— И Шэнноу здесь.
— Он взыскует Иерусалима.
— Что это за место?
— Для тебя, Бетик, оно Альфа или Омега, или начало, или конец.
— Начало чего? Конец чего?
— Это решать тебе. Выбор должен сделать ты.
Села взбежал по ступенькам за своими друзьями и вошел в маленькую комнату. Седая женщина улыбнулась и раскрыла ему свои объятия.
— Добро пожаловать домой, Села.
И на него нахлынула безмерная радость.
На следующий день Руфь провела Шэнноу через длинную залу, мимо накрытых для завтрака столов на козлах в круглую библиотеку, всю в полках с книгами от пола до сводчатого потолка. В центре стоял круглый стол. Седая женщина села к нему и сделала знак Шэнноу сесть рядом.
— Здесь есть все, что вам когда‑либо хотелось узнать, мистер Шэнноу, но вы должны решить, что именно будете искать.
Его глаза скользнули по ярусам книг, в них появилось что‑то вроде страха, принося с собой холодную дрожь.
— Это все истинные книги? — спросил он.
— Нет. Среди них есть выдуманные истории. Есть теории. Некоторые правдивы отчасти или близки к правде. Большинство же указывает путь к истине тем, у кого есть глаза, чтобы видеть.
— Мне просто нужна истина.
— Чтобы ее вложили тебе в руки, подобно совершенной и безупречной жемчужине?
— Да.
— Неудивительно, что ты взыскуешь Иерусалима.
— Вы смеетесь надо мной, госпожа?
— Нет, мистер Шэнноу. Все, что мы делаем здесь, предназначено для того, чтобы наставить и помочь. Эта комната была сделана для вас, сотворена для вас. Она не существовала, пока вы в нее не вошли, и перестанет существовать, едва вы ее покинете.
— И какое время я могу в ней оставаться?
— Один час.
— За час все эти книги я не могу прочесть.
— Совершенно верно.
— Так к чему было затрудняться? Как я могу почерпнуть все эти знания, если у меня нет на то времени?
Руфь наклонилась к нему и взяла его за руку.
— Мы создали ее не для того, чтобы мучить вас, Йон. Слишком много вложено в нее усилий. Сядьте и подумайте. Не напрягайтесь.
— Вы не можете хотя бы подсказать мне, где искать?
— Нет, так как я не знаю, чего вы ищите.
— Я хочу найти Бога.
Руфь ласково пожала его руку.
— Вы думаете, он прячется от вас?
— Я имел в виду другое. Я старался жить по воле Его. Понимаете? У меня нет ничего. Я не хочу ничего. И все же… я не обрел удовлетворения.
— Я скажу вам кое‑что, Йон. Даже прочитав все эти книги, познав все тайны мироздания, тем не менее удовлетворения вы не обрели бы. Ведь вы видите себя тем, кем увидел вас Бетик: садовником Бога, выпалывающим сорняки, но всегда недостаточно быстро, недостаточно чисто, недостаточно безупречно.
— Вы хотите сказать, что защищать слабых ‑дурно?
— Я не судья.
— Так что же вы? Что это за место?
— Я сказала вам вчера вечером. Здесь нет ангелов, Йон. Мы люди.
— Вы все время говорите «мы», но я не видел тут никого, кроме вас.
— Здесь живут четыреста человек, но они не хотят, чтобы их видели. Таков их выбор.
— Так это сон? — спросил он безнадежно.
— Нет. Поверьте мне.
— Я верю вам, Руфь, верю. Я верю всему, что вы говорите… но это мне ничуть не помогает. Снаружи за мной ведут охоту, и женщине, которую я люблю, угрожает страшная опасность. Есть человек, которого я дал обет уничтожить. Я знаю, что ненавижу его — но здесь ненависть кажется чем‑то ничтожным.
— Вы говорите про того, кто называет себя Аваддоном?
— Да.
— Человек пустой внутри.
— Его воины зверски убили Каритаса и тех, кто был с ним. Женщин, детей.
— И теперь вы пытаетесь убить его?
— Да. Как Бог Воинств повелел Иисусу Навину убить нечестивых.
Руфь выпустила его руку и откинулась на спинку кресла.
— Вы говорите об уничтожении Гая и тридцати двух городов. «Падших в тот день мужей и жен, всех жителей Гая, было двенадцать тысяч. Иисус не опускал руки своей… доколе не предал заклятию всех жителей Гая».
— Да, та самая Книга Иисуса Навина, на которую ссылался Аваддон, и прочел стих из нее. И он сказал, что все свои законы построил по образу действий сынов Израилевых.
— Это ранило вас, Йон, для чего и было сказано.
— Но как могло это меня не ранить? Он был прав. Если бы я жил в те дни и увидел бы, как завоеватели убивают женщин и детей, я бы сражался с ними, как только мог. Какая разница между детьми Гая и детьми в поселке Каритаса?
— Никакой, — сказала Руфь.
— Значит, Аваддон был прав.
— Это решать вам.
— Мне необходимо знать, что думаете вы, Руфь. Ведь я знаю, что в вас нет зла. Ответьте мне.
— Я не могу идти вашим путем, Йон, и не берусь сказать вам, что считалось правым и неправым пять тысяч лет назад. Я противостою Аваддону иначе. Он служит Князю Лжи, Владыке Обмана. Здесь наш ответ — истина Любви, Каритас, Йон.
— Любовь не отражает пули и ножи.
— Да.
— Так какая от нее польза?
— Она преображает сердца и души.