– Мне кажется, что вы совершаете большую ошибку. Болезнь развивается слишком быстро и агрессивно, за эти деньги можно было бы обеспечить достойный уход…

– Я вроде не спрашивала ваше мнение, – нахмурилась Аля. – Так сколько? Вам уже прислали информацию?

– Около двухсот тысяч евро. Они могут сделать скидку десять процентов, если ваш муж согласится участвовать в исследовании.

– Понятно, – коротко кивнула Аля и встала со стула. Пошатываясь, она направилась к выходу. Даже если она продаст свою квартиру, мамину дачу и обе почки, ей не удастся собрать такую огромную сумму.

Забыв попрощаться, она вышла на улицу и подставила лицо струям зарядившего дождя, стараясь глубоко дышать, чтобы удержаться от крика. Не может быть, чтобы это был единственный возможный вариант. Она напишет в другие клиники. Вроде как даже существуют специальные агентства, которые занимаются поиском клиник. Наверняка у мамы должны быть координаты. Может быть, у Ники что-то получится занять. Хотя… Почему она должна у кого-то что-то занимать? Серябко лично ей обещал уладить этот вопрос, а теперь срывается с крючка и делает вид, что ничего не было. А ведь он просто обязан дать им то, что им по праву причитается.

Первым порывом было перезвонить Свету и сказать, что она изменила свое мнение и поедет вместе с ним к Серябко. Она даже достала телефон, но затем передумала. Не хотелось устраивать разборки при следователе. А они непременно начнутся уже в приемной, где сидит секретарша Серябко, ненавидящая Алю от всей души.

Когда-то Горина считалась успешной бизнес-леди и держала несколько магазинов цветов. В один непрекрасный день у нее пропал муж. Она обратилась к правоохранительным органам, и дело поручили Але, которая только-только вышла на службу в качестве следователя. Мужа Гориной она так и не нашла, но была уверена, что тот мертв и виновата в его смерти именно жена. Горина была помешана на экологии, а ее муж втихаря занимался нелегальной вырубкой леса. По ходу следствия Аля обнаружила гастарбайтеров, работающих на Горину нелегально. Потянув за ниточку, она открыла массу всего интересного – неуплату налогов, нелегальные поставки цветов, минующие санэпидемстанцию, и прочие мелочи, поставившие жирный крест на бизнесе Людмилы и заставившие ее распечатать кубышку и даже продать шикарную дачу, чтобы избежать заключения в тюрьму. Дело Владислава Горина было единственным, которое Аля полностью так официально и не раскрыла. Муж Гориной не нашелся по сей день, и периодически ее это беспокоило.

К тому же в лице Людмилы Аля приобрела врага на всю жизнь, поэтому доступ к Серябко у нее был весьма ограничен. Стоило ей появиться в приемной бизнесмена, как Горина тут же начала бы здорово портить им жизнь, требуя повестку и официального вызова на допрос. А если их нет, то и нечего всяким бездельникам беспокоить уважаемых людей.

Поэтому она пойдет в обход. Она встретится с Серябко тогда, когда тот не ожидает. Застанет его врасплох и попытается прижать. В том, что Серябко имеет отношение к смерти Вовы и Шульмана, Аля не сомневалась. Сам ли убил или кого-то нанял, но он был замешан. Аля собиралась этим воспользоваться.

Ради Ромы она была готова на все. Даже на прямой шантаж. Для этого требовалась самая малость – раскрыть дело быстрее Света и желательно в обход его. Доказав вину Серябко, она заставит его хорошенечко раскошелиться, чтобы дело спустили на тормозах. Она возьмет деньги, пообещает, конечно же, что дальше эта информация никуда не пойдет. А потом, отправив Рому на лечение, с удовольствием сдаст преступника Светозару.

План был отвратительный, и Аля от всего сердца ненавидела того человека, в которого превратилась. Танцует в стриптиз-клубе, с помощью фальшивых удостоверений выбивает деньги из людей, собирается заняться шантажом. Алю тошнило от себя самой, но у нее не было другого выхода. Ей его не оставили. А когда людей загоняют в угол, те часто превращаются в зверей. Как там говорил кто-то из великих: с волками жить – по-волчьи выть?

Времени у нее было мало. Чтобы опередить Света, ей следовало всегда быть на шаг впереди. Аля шагнула под дождь и заторопилась к троллейбусной остановке.

Грета жила на Левом берегу города в Заводском районе. Самом пекле, где было расположено большинство предприятий. Аля хорошо знала адрес Греты, потому что неоднократно подвозила девчонку домой после задержаний. Та была ей симпатична. Аля вообще любила неравнодушных людей, которые хоть пытались противостоять несовершенству этого мира. Поэтому нынешняя молодежь, та, что интересовалась веганством, климатом, экологией, правами животных и вообще не важно чем, кроме распития спиртных напитков в подворотне, приводила ее в восторг. Ведь они с Ромкой тоже когда-то были молодыми идеалистами. Только это было очень давно. Так, что уже и позабылось.

– В комнате у себя, – вздохнула Елена Петровна, мама Инны, поседевшая и состарившаяся раньше времени от выходок дочери женщина. Инну она растила одна, души в ней не чаяла и стойко сносила все удары судьбы. Отчисление из школ, множественные приводы в полицию и даже открытое дело в отделе по делам несовершеннолетних.

– Что-то еще натворила? – поинтересовалась Аля, снимая обувь.

– Да все то же. После картины этой ее из школы выгнали, – еще раз тяжело вздохнула Елена Петровна.

– Это уже какая по счету? – Аля с удовольствием надела мягкие, идеально чистые тапочки, которые ей предложила Елена Петровна.

– Восьмая. Боюсь, что без аттестата дочь останется, – пожаловалась она.

– Не останется, не переживайте, – подбодрила ее Аля, которая и сама бы сейчас не отказалась от поддержки.

– Вы там поговорите со своими, чтобы как-то помягче, – робко попросила Елена Петровна.

– Я уже больше не следователь, – с грустью пояснила Аля.

– Как же так, Алевтина Сергеевна? – На глаза Елены Петровны навернулись слезы. Аля была единственной, кто снисходительно относился к выходкам ее дочери. Когда Инна попала в управление в ее отсутствие (Аля взяла неделю отпуска, чтобы поддержать Рому во время очередных обследований), с ней обошлись очень жестко. Инна месяц после этого с матерью не разговаривала и была словно в воду опущенная. Так и не рассказала, что там случилось, но на ее руках Елена Петровна заметила синяки и ссадины. Даже собиралась жаловаться, но Инна закатила истерику, чтобы мать не смела ни во что вмешиваться.

– Не расстраивайтесь, Елена Петровна, – поспешила утешить ее Аля. – Я переквалифицируюсь из следователя в журналистки. Пусть только попробуют не дать Инне аттестат, поднимем скандал. Ваша дочь единственная надежда этого дерьмового города.

Вместо ответа растроганная Елена Петровна окончательно разрыдалась и поспешила на кухню, кивнув в сторону комнаты Инны,