— Ладно, — наконец откликается она, — надеюсь, это не испортит положение. — Она берет трубку и принимается набирать номер.

Итак, эта хотя бы при деле. Что касается мисс Телемедузы на нижнем этаже, то она может закатать свою ярко накрашенную губу. Даже Анне Болейн понадобилось время, чтобы привести себя в порядок перед казнью. Снимаю со стены верное зеркальце, прислоняю его к монитору и достаю косметичку из ящика стола.

На мгновение замираю с карандашом для глаз в руках, затем обреченно вздыхаю. Нужно идти. Вызвав меня звонком из своего кабинета, Анжела решила силой затащить меня на свою территорию, вынудив пройти через весь отдел новостей, мимо всех этих репортеров, которые станут таращиться на меня из-за своих столов.

Слышу, как Мэлани связывается с полицией:

— Детектив? Это Мэлани Форман, с Риверсайд-Лейн. Я бы хотела сообщить о взломе… — Мэлани закрывает микрофон ладонью. — Я на линии, — сообщает она. — Вы знаете, после этого я просто позвоню в таксопарк и поеду к матери. Спасибо вам большое, Чарли. Простите, что я такая беспомощная. Со мной все будет в порядке.

Хорошо. По крайней мере, она поступает правильно и будет в безопасности. Обращение в полицию только пойдет на пользу. Они смогут присматривать за ее домом. Вот бы еще кто-нибудь присмотрел за мной.

Вешаю зеркальце обратно на самодельный крючок из кнопки и заговорщицки подмигиваю.

— Пожелай мне удачи, волшебное зеркало на стене, — заклинаю я.

Зеркало падает с крючка и разбивается на сотни острых осколков, которые рассыпаются по всему коврику.

Ха-ха. Свежие новости. Теперь мгновенными сообщениями можно обмениваться и с космосом.

Оторвавшись от, несомненно, важных документов, Анжела смеряет меня странным взглядом и закрывает обложку манильской папки. — Ты хотела меня видеть? — Мешкаю в дверях.

— Заходи и закрой, пожалуйста, дверь, Чарли.

Когда я разворачиваюсь, чтобы захлопнуть дверь, замечаю, что абсолютно все сотрудники новостного отдела устремили глаза в нашу сторону. Я вызывающе отвечаю на любопытные взгляды, но все, разумеется, тут же их отводят. Трусы.

Оборачиваюсь к Анжеле, уверенная в том, что самое ужасное позади. Что бы она ни сказала, ситуация уже не может быть хуже.

— Присядь, ладно? — молвит Анжела с одной из своих фирменных фальшивых улыбочек, указывая на диван. Наверное, даже ей неловко говорить об увольнении. Поэтому она суетится. — К нам хочет присоединиться Кевин. Он скоро будет здесь.

И снова я ошибаюсь. Может быть и хуже. Сюда идет начальник новостного отдела? Почему-то с тоской вспоминаю о зеркале.

Присаживаюсь на краешек дивана Анжелы — у меня трясутся поджилки, а лицо покрывается испариной. Возрастной прилив? Или прилив страха? Все это время я еще цеплялась за надежду на то, что ошибаюсь в причинах моего вызова в кабинет начальника. Но надежда вылетает в трубу, как только меня ставят лицом к лицу с неотвратимой реальностью: зачем такому крутому парню, как Кевин, спускаться сюда, если только не…

Дверь открывается — представляю, какая сейчас сейсмическая активность в электронной сети новостийщиков, копирующих в окошки друг другу сенсацию: «Кевин у Анжелы в офисе с Чарли. Что-то будет».

С тревогой наблюдаю за тем, как Кевин расстегивает и снова застегивает пуговицы на двубортном пиджаке, сшитом на заказ, и вид у него при этом как у борзой перед охотой. Он садится на край стола Анжелы лицом ко мне.

— Итак, Чарли, — говорит он, вновь расстегивая пуговицу. Все его тело сигнализирует: сейчас будут плохие новости, и я понимаю, что надо крепиться. Нельзя выходить из кабинета в слезах. Сегодняшний день обещает стать началом конца. Возможно.

— Привет, Кевин, — выдавливаю я в надежде на то, что голос не дрожит. В конце концов, я вроде как крепкий орешек. Правда. Мой мозг полностью готов и поторапливает меня. Ну же, разделайся с этим. Быть может, это как раз тот пинок под зад, который мне так необходим, чтобы начать новую жизнь. Быть может.

— Итак, Чарли, — повторяет Кевин. — Непросто говорить тебе это. Франклин в больнице. — Он протягивает мне листок бумаги. — Вот номер его палаты в Центральной. Врачи говорят, что с ним будет все в порядке, когда он очнется, но…

И дальше я почему-то перестаю понимать, что говорит Квин. Его речь превращается в бессмысленный нечленораздельный гул, и я силюсь сообразить, что происходит.

Меня не уволили. Это хорошо.

Но с Франклином беда. Это плохо.

Выходит, он… болен? Ранен? В Центральной больнице Массачусетса? Это очень, очень плохо.

— Судя по всему, — продолжает Кевин, — это произошло сегодня утром на улице за его кондоминиумом. Полиция пока не выяснила обстоятельства, но в больнице детектив, он ждет, пока Франклин очнется.

Наконец у меня прорезается голос:

— Очнется? Полиция?

— Ему просто вкололи снотворное, он в сознании, — поясняет Кевин. — Очевидно, его несколько раз ударили по голове, но, к счастью, раны неглубокие. Ему очень повезло.

— Ударили? Кто? — поднимаюсь с дивана и, нахмурившись, принимаюсь вышагивать по кабинету перед Кевином и Анжелой. Борюсь со слезами, потому что на них нет времени. Все, на что меня хватает, — это односложные, отрывистые фразы.

— За что? — вопрошаю я. — Когда? — Меня посещает новая мысль. — Стивен?

Кевин пожимает плечами, качая головой:

— Полиция работает над этим. Его… сожителя… судя по всему, нет в городе, мы не знаем, где он. — Кевин слегка улыбается мне. — Всегда и везде задаешь вопросы, настоящий репортер. Потому мы на тебя и рассчитываем, — говорит он, подходя ко мне и слегка похлопывая меня по спине. — Ты в норме? Можешь прямо сейчас ехать в больницу, если хочешь. — Мимоходом глядит на Анжелу. — А ты вызови Чарли такси, идет?

Когда я добираюсь до больницы и нахожу одиночную палату под номером 4-1066, выясняется, что у Франклина посетитель. На складном больничном стуле, рядом с койкой, сидит одетая в форму офицер полиции с планшетом в руках. Склонившись к собеседнику, она с пристальным вниманием смотрит на него.

Немного медлю у двери, окидывая взглядом пугающую картину: голова у Франклина забинтована, под глазом, на землистом лице, красуется бурый синяк, а сам он выглядит так, словно держится из последних сил. До сегодняшнего дня Франклин всегда представал передо мной в образе безупречного, уверенного в себе франта-здоровяка. Теперь же у него напуганный и беззащитный вид, на груди подвязана бледно-зеленая больничная салфетка, голова покоится на горке плоских подушек, из-под покрывала выглядывают только голова и руки.

Офицер поднимает взгляд и, заметив мое присутствие, поворачивается на стуле. Она захлопывает планшет кожаной крышкой, пряча свои записи.

— Вы член семьи?