– Ты хотел поговорить со мной, Вальтер? – спросил он по-английски, говорил он очень хорошо, хоть и с небольшим, но приятным акцентом.

– Да, Вырвидуб.

– Присаживайся, – он указал жестом на скамьи, стоявшие вдоль стен.

– Я не хочу, чтобы мой компаньон узнал об этом разговоре, – тихо сказал я.

– Хорошо, – он присел на край скамьи напротив меня.

Я поставил локти на колени и сложил ладони вместе. Я подбирал слова, думая с чего начать, наконец, произнес:

– Штайнберг задумал устроить на земле Апокалипсис, – я посмотрел на него, наблюдая за его реакцией, он внимательно прислушивался к каждому моему слову. – Я не хочу, чтобы ему это удалось. Я сделаю все, чтобы остановить его, и мне нужна ваша помощь.

– Мы на твоей стороне, Вальтер, – он сжал кулаки и подался вперед. Я подсел к нему и, склонившись как можно ближе, шепотом сказал:

– Вот мой план…

Чем больше я говорил, тем больше вытягивалось лицо Вырвидуба. Когда я закончил, он какое-то время обдумывал услышанное. Хмурил брови, прищуривал глаза, и в итоге произнес:

– Но это… – он запнулся, – это… – он не мог подобрать подходящего слова.

– Амбициозно, – подсказал я, – безумно, сложно…

– Невозможно! – воскликнул он.

Я усмехнулся.

– Воистину! Но разве это не стоит того, чтобы попытаться?

Он снова задумался.

– Еще вчера я едва знал о Генрихе Штайнберге, – сказал он, – а сегодня ты предлагаешь мне…

– Это коснется всех, если мы не остановим его.

Он поднялся и прошелся по комнате.

– Ты прав. Но Рейвен?

– Я беру его на себя, он предан Штайнбергу, но не опасен.

– Что ж, тогда…

– Ты не должен давать ответ прямо сейчас, – перебил я его, – подумай, а завтра мы поговорим.

– Хорошо, – он кивнул.

Я пожелал ему спокойной ночи и вернулся к себе. Рив громко храпел во сне. Намучался, бедняга. Я лег на свою кровать и сразу уснул.

Я проснулся рано утром. Постель Рива была аккуратно заправлена. Я сел на кровати и протер глаза. Еще бы пару часов поспать, но я поднялся и увидел на столе завтрак. Кувшин с молоком, рядом с ним глиняный чайник и что-то прикрытое белой льняной салфеткой. Я заглянул в чайник, в нем оказался горячий травяной чай, а под льняной салфеткой – горячие блины и булочки. От всего этого шел такой превосходный аромат, что я невольно облизнулся. Я взял блин и хотел уже откусить от него, когда увидел за окном Рива. Я вышел на улицу. Он стоял на крыльце, облокотившись на перила, и пил чай из глиняной кружки. Под крыльцом разноцветные куры клевали что-то в траве.

– Привет, – я подошел к нему и тоже облокотился на перила.

– Привет, – он посмотрел на меня. Невероятно, но уголки его губ слегка поднимались вверх. Рив улыбался!

– Я смотрю, тебе здесь понравилось, – сказал я.

Он слегка усмехнулся.

– Вчера я думал, что они хотят нас убить каким-то жестоким и изощренным способом, но сегодня проснулся, и у меня такое состояние, будто выспался первый раз в жизни.

– Свежий воздух и натуральная пища творят чудеса, – улыбнулся я.

– Воистину, как ты любишь говорить.

Внезапно его лицо стало серьезным.

– Они светлые, – тихо сказал он.

– Они язычники, Рив. Они не делят мир на темных и светлых. Они верят в силы природы. Они живут в согласии с ними. Они не верят в абсолютное добро и абсолютное зло… Так ведь мы тоже не верим на самом деле, но принято считать, что оно есть, – добавил я, помолчав.

– Для нас Генрих Штайнберг – воплощение абсолютного зла.

– Штайнберг – аргументированное зло, а не абсолютное. У него есть свои, вполне человеческие слабости. Он любит своих детей. Способно абсолютное зло на любовь?

– Думаю, нет, – покачал головой Рив. – Ну а мы с тобой? Мы его посланники на земле. Мы творим зло в его честь и от его имени.

– И?

– Я не знаю, – он опустил взгляд и посмотрел в кружку, которую все еще вертел в руках. – До сих пор мы встречались с отъявленными мерзавцами, которые выглядели как отъявленные мерзавцы и вели себя как отъявленные мерзавцы. С ними было легко. Легко быть таким же, как они, легко принимать решение – урезонить или уничтожить. Никаких сомнений, сожалений…

– А теперь ты сомневаешься в том, что Штайнберг прав?

Он нерешительно кивнул.

– Они откажутся пойти войной под нашим флагом, скорее, они пойдут войной против нас. И что делать? – он посмотрел на меня. – Уничтожить их, как всех остальных? Просто потому, что они не разделяют нашей идеологии? Просто потому, что они хотят мира? Мы же не монстры какие-то… Почему ты молчишь?

– Меня радует, что у тебя, наконец, начали открываться глаза. Мы не причиним им вреда, завтра уедем отсюда и оставим их в покое.

– Но как же Генрих? Он не примет объяснения, что нам стало их жалко. Он посмеется над нами.

– О Штайнберге не беспокойся, я возьму его на себя. А сейчас я предлагаю насладиться этим чудесным местом и его прекрасными обитателями. И пусть тебя не мучают угрызения совести, ты делаешь свою работу. Ты адвокат дьявола, а не его наемный убийца.

– Для этого у него есть Катаржина, – Рив фыркнул и залпом допил содержимое своей кружки.

– Катаржина? Его дочь?

– Ты ведь знаком с ней?

– Наслышан, но никогда ее не видел, – покачал я головой.

– О, если бы ты ее увидел, то никогда бы не забыл, – хмыкнул он.

– Почему?

– Таких в средние века сжигали на кострах без лишних вопросов. Ведьма до кончиков пальцев. Волосы – жидкая медь, а взгляд как у дяди Генри, режет без ножа.

Я отвернулся от Рива и посмотрел на кур, которые теперь клевали что-то на дороге. Ничего в моей жизни не было случайным совпадением. Штайнберг спланировал все.

Стук копыт по усыпанной гравием дорожке прервал нашу беседу и мои размышления. Вырвидуб рысью мчался на породистом скакуне. Завидев нас, он притормозил коня и, приподнявшись в седле, приветственно помахал нам рукой.

– Эй! – крикнул он. – Не спится в столь ранний час?

– Не до сна, Вырвидуб, – ответил я с улыбкой, – не до сна!

– Тогда, прошу в трапезную! – он весело махнул рукой в сторону главного дома и унесся вперед, подняв столб пыли и разогнав кур, которые с громким кудахтаньем разлетелись во все стороны.

Когда мы вошли в трапезную, Вырвидуб уже сидел во главе стола и с довольным видом поглаживал бороду. В комнате кроме нас троих никого не было, но стол ломился от блюд, аромат которых приятно щекотал нос. Мы сели за стол. Праздник живота продолжался. После завтрака Вырвидуб вывел нас на летнюю веранду с видом на реку, и мы удобно устроились в плетеных креслах.