Вообще, интересно сделать невозможное. Вас это заводит?..

Например, смешно, в одной из комнат у нас лежит Жюль Верн – «Наутилус», капитан Немо… Я стал читать и поначалу получал удовольствие, ну и сейчас перед сном две страницы переворачиваю, но вообще-то тоска… Тоска, потому что там все время какие-то названия рыб, как будто ты читаешь Энциклопедию Брема про животных или про растения. Там почти ничего не происходит. Просто пошли и увидели. Дальше две страницы названий рыб. Но вообще про то, что человек – раз! – и куда-то в море… Про это, думаю, тоже можно сделать. А уж это, где лошади, любовь, перья, круассаны и все то, что ты перечислил… Я вспомнил, как они корзинку опускали, в которую им клали продукты, и они поднимали ее к себе. Анжуйское вино… Я во Франции, когда увидел анжуйское вино в магазине, схватил его, потому что это были «Три мушкетера»! Анжуйское! Когда мы открыли его дома, это была такая прелесть, мне показалось так вкусно: такие большие фугасы, бутылки, непрозрачные, как шампанское.

Вот вопрос мой. Попробуй сделать это, попробуй представить себе, как это сделать в театре. Я понимаю, что это, кажется, бред, но успех может появиться там именно, где задача выглядит бредовой. Она не бредовая, она очень благородная, она просто требует своего какого-то воплощения, настоящести. Вот Боярский ненастоящий. Вот эти все гардемарины – ненастоящие, парикмахерские красавчики, ненастоящие. Это же люди, нормальные… Вот, например, бывают такие английские фильмы про историю, где тоже и любовь, и дружба, и коварство, и политика, и все, и интриги какие-то, но там так шуршат платья и такие лица, и такие мужчины в таких белых рубашках, и такие женщины какие-то оторванные, что думаешь: «Боже мой, страсть кипит просто!» Там электричество, в эту воду кипятильник положили, только он в кадр не попадает, а вода уже кипит, спиралька уже где-то здесь воткнута. Как это сделано? Для меня загадка. Сюжет может быть обычный, а вот как это, через что? Через какие фактуры, понимаешь? Может, вообще все лошадиным говном пахнет. Куча лошадиного говна. Входят три мушкетера. Вообще воняет, лошади же, господи, лошади! Я редко когда находился рядом с лошадью, тем более на лошади никогда не сидел. Но однажды я сидел вместе с кучером за лошадью: ее хвост и все остальное было близко от меня, это же кошмар! А представляешь – шпагой протыкать – что это такое? Я тебе скажу, даже если использовать известный трюк: такая трубочка опоясывает человека, его протыкают шпагой и шпага высовывается с другой стороны. А? Есть такой цирковой трюк. И если это сделать на высоком уровне, и все протыкать, протыкать, это же будет: «О, ничего себе!..» И это «Три мушкетера»? Это же почище будет, чем «Преступление и наказание» Боровского. Тот только чучело старушки положил, застрявшее в дверях. А здесь-то можно мочить направо и налево. А может, из публики кого-то брать вообще и тоже его зарезать, потому что он кардиналу служит. Ха-ха! Ну слушай, это вообще заводная штука.

Только придумать настоящую фактуру, настоящую среду, какую-то историю придумать. Давай, это авантюра! Хорошо, когда кажется, что решения нет. Это хороший признак. А вдруг туда Хармс забрел, представляешь? Со своими старушками! (Смех.) И те обалдели… (Громкий смех.) Петь, давай! Чтобы фактура была настоящая, не надо вот этих голубых штук спереди-сзади, с крестами… А может, и надо, только в лошадином говне. Может, они все грязные?

Вот я был недавно в музее, не помню каком, в Венеции, там какой-то этаж – шпаги. Ох, какая красота! Какая красота! Это просто, как дизайн машин, – «роллс-ройсы», «мерседесы», такие, такие, такие! Посмотришь на клинок – красота… А теперь представь себе, человек этим клинком на тебя, вот этим острием – жуть! Просто жуть! Это острое, страшное оружие! А еще если он умеет вот так вот делать, ты же – хуже-лучше – но тоже должен уметь? Страшно, как это острие входит, ужас.

Петя. Мне кажется, я сейчас начал в это верить, но не знаю, можно ли только на этом построить…

Крымов. Верь в это. А во что еще верить? Всегда же, знаешь, когда придумываешь тот или иной сюжет, нужно, чтобы поверили. Для этого надо самому поверить. Неважно, пусть без лошадей, но что-то нужно сделать, чтобы люди поверили в серьезность рассказа, в серьезность разговора. Разговора о чести и достоинстве, и смелости, а если еще есть кружева…

У меня был друг, старше меня, он умер, к сожалению, несколько лет назад, очень хороший болгарский режиссер, ученик моего папы, мы с ним делали два спектакля. Он потом уехал в Америку и надолго исчез. Ну исчез и исчез, ладно. И прошло много лет, лет десять, и вдруг я получаю по почте, я тогда совершенно не писал писем и не получал их, и вдруг заглянул, а там строчка, стихи Блока: «Случайно на ноже карманном / Найди пылинку дальних стран – / И мир опять предстанет странным, / Окутанным в цветной туман». Я никогда не забуду чувство, которое я испытал. Он о себе так напомнил – «Пылинка на ноже карманном»… Вот «Три мушкетера» – это «пылинка на ноже карманном». Мы взрослеем, и взросление наше происходит обычно паскудно, потому что взрослый обременен социальными обязательствами, правилами, вообще он менее симпатичен, чем ребенок, физически даже. И морально мы тоже проходим деградацию, редко когда мы, как Пикассо, возвращаемся к детству на философском уровне. Но надо это делать, надо уметь туда нырять и в двадцать, и в тридцать, и в сорок, и выныривать оттуда. Это прекрасные моменты нашей жизни. Это большая задача, я хочу обрисовать вам эту задачу. Это не просто – пожалуйста, сделай там «Трех мушкетеров», как кардинал борется с кем-то там… Да пошли они все к чертовой матери, какое мне до этого дело, господи боже мой! Нет. Это память о моей бабушке, которая читала, о дружбе, которой почти нет, о любви, о которой все мечтают. Вообще – мечты. Приключения, господи, приключения! Завораживающая тема, как магический кристалл какой-то перед глазами начинает крутиться. Но только фактуру надо найти, чтобы я или ты, неважно, придя в зал на свой спектакль или на спектакль такого же, как мы, на спектакль другого человека, мы бы подумали: «Ёклмн, во дают, а? Здорово!» Это чувство не должно подвести. Всё.

И последнее, клянусь. Вот все, что сейчас происходит, и