будто только её тут не хватало.

— Мы не обязаны ходить повсюду вместе.

Издевается, что ли?

— Да, но вы, похоже, не только вместе не ходите, а идёте в противоположные стороны, иначе как бы тебя сюда занесло?

Виола задето хмыкнула.

— К слову о противоположностях… Где Чили?

Даже догадываясь о том, что её привело, я всё равно была ошеломлена.

Она осмелилась произнести её имя так, будто ничего не случилось.

— Тебя это с некоторых пор волновать не должно, — процедила я. Взглянув на костёр, я подумала над тем, чтобы напомнить ей лучшим образом, с каких именно пор. — Тебе даже стоит радоваться, что её здесь нет. Чили бы не стала с тобой любезничать. Чтобы ты поняла, насколько ты ей ненавистна — мне достанется от неё уже просто за то, что я говорила с тобой. Так что лучше скажи, что заблудилась, и я с удовольствием выведу тебя из сада.

Странно, но она не закричала истерично, как это часто происходило в детстве. Виола лишь улыбнулась, но как-то жалко, комкая что-то в руках.

— Ты так добра, Ива. Хотя не думаю, что доброта — лучшая твоя черта. Скорее твоя… Как сказать? Недалёкость.

— Да?

— Ну кто ещё в клане на полном серьёзе считает Чили равной нам Девой? Даже одного взгляда хватит, чтобы разобраться, но ты жила вместе с ним так долго… — Она многозначительно замолчала. — Мне казалось, всё изменится, ты увидишь и в итоге поймёшь. Но нет, ты до сих пор считаешь его «сестрой». Я даже подумала, что никакого единства между вами не было и нет, и вы всем солгали.

— Так ты пришла сюда убедиться в этом?

Если честно, мне было не по себе от того, что она так спокойно рассуждала о чём-то настолько личном. Будто это касалось не только меня и Чили. Будто всё это время в наши отношения вмешивалась Виола. И, боги, в каком-то смысле так оно и было.

— Я пришла, чтобы… — Она показала то, что всё это время держала в руках. — Чтобы отдать вот это письмо.

Я онемела на несколько секунд.

— Ты серьёзно?..

— Как ты и сказала, прийти к нему лично, не ставя тебя в известность, будет с моей стороны легкомысленно. Даже грубо. Ты этого не оценишь.

Можно подумать, от идеи с письмом я в восторге!

— Ты серьёзно думаешь, что Чили будет читать его? Прикасаться к нему? Думаешь, она сможет тебя простить?!

— Простить? — переспросила Виола недоуменно. — Нет. Это я прощаю его.

В тот момент я окончательно пожалела о том, что ввязалась в этот разговор. Нужно было уйти, как только я поняла, кто передо мной. Пусть это было бы трусливо, но, по крайней мере, я бы не услышала то, после чего сбежать точно не смогу.

Она прощает Чили?

Пока Виола рассуждала о том, как смело было с её стороны сделать первый шаг и самой пойти на мировую, я гадала, как мне защитить свою единую. Ведь Чили нуждалась в этом лишь при одном условии: если дело касалось Виолы.

— Не знаю, чего ты добиваешься, — перебила я её. — Но ты делаешь только хуже. Чили ни за что, ни при каких обстоятельствах не согласится говорить с тобой. Она не простит тебя, Виола, никогда. Забудь.

Она закатила глаза.

— Тебе не стоит решать за него. Разве ты ещё не поняла: Чили не любит этого? — Много ты понимаешь в том, что она любит. — Кстати, ты хоть представляешь, сколько раз мы с ним ругались? Постоянно. И всегда мирились, потому что…

— Неважно. Это не тот случай.

— И в чём же разница?

Как бы не сбиться со счёта…

— В том, что ты предала её. В том, что вы больше не дети. В том, что у Чили теперь есть я. — Для меня последний аргумент был самым весомым. Для неё — наоборот.

— Сейчас — да, но после испытания стихий Чили будет невероятно одиноко, — проговорила Виола. — Ты представляешь?

Не то чтобы я собиралась умирать, но ответила:

— Да, представляю. Но как бы плохо ей ни было, это не будет стоить и капли той боли, которую ей причинила ты. Уверена, даже моя неудача на последнем испытании не расстроит её так.

Виола приняла это за комплимент, похоже. Смущённо потупившись, она проговорила:

— Я была всего лишь напуганным ребёнком. Сама подумай, все вокруг говорили нам, какая это честь — стать частью клана. За любое непослушание нам грозили изгнанием во Внешний мир, о котором ты знаешь лишь понаслышке, в отличие от меня. — Заметив, как я на неё уставилась, Виола призналась: — Мне было три года, когда я появилась здесь. По меркам жриц я уже «пустила корни», у меня остались отчётливые воспоминания о прошлой жизни, это было недопустимо для будущей Девы. Даже сейчас я прекрасно помню чувство голода, беспомощность и… невыносимую вонь. Мой отец был рыбаком, — пояснила она. — Это такой человек, который…

— Ловит рыбу на продажу. — Познавательные чтения с Чили не прошли даром.

— Да. На продажу. Из-за этого я буквально жила на такой шумной, многолюдной, смердящей площади, где её продавали.

— На рынке.

Виола вновь затеребила письмо, её рассказ стал сбивчивым.

— Жрицы должны были понять, что я стану лучшей отшельницей, именно потому что я прекрасно знала, что такое нищета Внешнего мира и мужская жестокость. Отец постоянно бил нас, всерьёз, а не так, как твоя «злая» Имбирь. Я была младшей и вечно плакала, потому что хотела есть. Рядом со мной постоянно роились насекомые. Я была настолько жалкой, что жрицы не хотели меня даже в святилище пускать… Как думаешь, что я испытала, оказавшись здесь? Мне ни в коем случае нельзя было оплошать и вернуться обратно. Этого я боялась больше всего. Я должна была доказать мати, что она не зря выбрала именно меня из всех детей. Я дала ей слово стать лучшей.

— Ты поэтому связалась с Чили? — спросила я, ведь моя единая была просто олицетворением слова «лучшее».

— Чили… — Виола усмехнулась. — Судя по тому, как ты на нас таращилась в тот раз, ты и сама прекрасно знаешь, почему я с «ней» связалась. Я была такой земной, а Чили — совсем наоборот. Стоило только взглянуть на эти волосы, черты лица, глаза… Конкурировать с кем-то подобным? Я даже не думала об этом. Так что, узнав правду, в глубине души я даже испытала облегчение. — Она покивала сама себе. — Сначала я была напугана. Думала, его убьют, а меня изгонят, так и