толпы. Вырвавшись из плена кошмара, я распахнула глаза и тут же прищурилась.

Чили сидела рядом, держа в руках зеркальце и ловя на его поверхность свет.

— Мне до смерти хотелось поцеловать тебя, — призналась она тихо. — Но ты такая красивая, выглядишь абсолютно недосягаемой, после вчерашнего мне стыдно к тебе прикасаться. Думаю, теперь тебя может целовать лишь солнце.

Зажмурившись, я позволила себе ещё пару минут понежиться в ласковом свете.

— Всё в порядке. Я решила, что ты просто приняла слова той заблудившейся Девы близко к сердцу. Мол, тебе нужно стать более открытой, потому что в прошлом ты вела себя не лучше Виолы, — ответила я, потянувшись.

— Это так? Я не лучше?

Я вздохнула, глядя на Чили из-под ресниц. В саду ненавязчиво пели птицы, и не было слышно ни одного враждебного звука, осуждающего голоса. Моя пара была рядом. Мне совсем не хотелось думать о Виоле.

— Ты была просто невыносима, — призналась я. — Но даже в такую тебя я влюбилась без памяти.

— Здорово, я о другом. Разве время не обезобразило меня вконец?

Но облагородило Виолу? Всё познаётся в сравнении, а раз у неё возникали подобные вопросы именно сейчас, значит, Чили всё же успела, как следует рассмотреть её грудь…

Я подпёрла голову рукой.

— Даже если кто-то скажет, что ты худшая Дева, помни, что ты — лучшее, что есть в моей жизни, — рассудила я. Но у Чили было своё мнение на этот счёт. Взглянув на своё отражение, она повернула зеркальце в мою сторону и заключила:

— К тебе, правда, смеет прикасаться лишь солнце.

Солнце, да…

Поддержав её игру, я откинулась на спину, позволяя блику ласкать кожу. Нежное тепло скользнуло по шее к груди, в вырез платья, и я спустила лямку с плеча, отодвигая ткань в сторону. Обнажив грудь, я невесомо провела пальцами по соскам, вторя горячему прикосновению, и невинная детская забава превратилась в соблазнение.

Я тихо окликнула свою пару, чувствуя, как становится влажно между бёдер, едва прикрытых сбившимся подолом. «Поцелуям» солнца я бы предпочла её поцелуи, но Чили разглядывала меня, не отзываясь, держась на расстоянии. Наклонив зеркальце, она направила луч ниже, очень медленно, и я приподняла подол, открываясь для неё.

— Я ревную, Ива, — прошептала Чили, тут же прекращая эти опосредованные ласки. Отбросив зеркальце, она порывисто приблизилась. — Я ревную. Ревную.

— Сумасшедшая, — улыбнулась я, когда она нависла надо мной, накрывая тенью, будто, в самом деле, намереваясь оспорить превосходство солнца.

Никто из Дев бы даже не додумался до такого, но Чили презирала то, чему мы поклонялись, и видела соперников в том, что мы обожествляли. При этом она когда-то всерьёз предлагала сбежать вместе во Внешний мир, где её ревность точно переросла бы в паранойю.

Это могло бы показаться забавным, если бы только подобные мысли на самом деле не сводили её с ума день за днём. Отвергнутая всем кланом, Чили просто не могла не подозревать в предательстве и меня. Наше единство не спасло ситуацию. В чём-то даже усугубило. То, что раньше выглядело, как детские капризы, переросло в приступы страсти, от которых иногда бросало в дрожь.

— Чи…

Болтовне она предпочла поцелуи, по-настоящему обжигающие, оттеняющие солнце.

Вести себя безучастно, а потом внезапно сорваться, одним прикосновением искупая свою отстранённость — похоже, это входило у неё в привычку. Или за нами опять кто-то подглядывал?

Она не позволила мне задуматься над этим, накрывая своим телом, вжимаясь в мои распахнутые бёдра. И это соприкосновение было таким нетерпеливым, требовательным почти до боли… настолько внезапным, что я не сразу признала, что мне действительно больно.

В последнее время Чили демонстрировала своё физическое превосходство во всём, даже ненамеренно. Отклонившись, она порвала платье, будто ненавидя его. Жалобный вскрик она заглушила беспощадным поцелуем. Лёгкие поглаживания на моей груди сменились жадной хваткой. Давление её тела пленяло.

Она стала просто невероятно, пугающе сильной…

— Постой. — Я упёрла ладони в её грудь, но Чили перехватила мои руки, прижав к земле. Замерев, я в последний раз попыталась опровергнуть то, что чувствую именно страх.

Невозможно.

В прошлом Чили не раз смиряла меня, оттесняя и прижимая, и я не видела в этом угрозы, лишь её стремление во всём демонстрировать лидерство. Даже когда она прямо говорила, что дразнить её — рискованно, что её влечение преступно, что она может причинить мне вред, я чувствовала себя в полной безопасности. Эти слова были проявлением заботы. Её беспокойство льстило.

— Чили, не сжимай так… — попросила я, робея, но вместо того, чтобы отстранится, она наклонилась к моему уху.

— Хочу, чтобы тебе всегда было мало меня. — Её рука по-хозяйски сжала меня между ног. — Даже когда я буду так близко, как только возможно… когда буду двигаться глубоко внутри, хочу, чтобы ты требовала большего.

Я заёрзала, пытаясь высвободиться, но добилась лишь обратного результата.

— Отпусти… Мне тяжело… — Поняв, что моё сопротивление вызывает в ней лишь какой-то животный азарт, я крикнула: — Мне больно!

Эхо разлетелось по саду — намного более громкое, чем я ожидала — и ещё долго блуждало по округе. Чили отпрянула, а я накрыла рот ладонью, будто хотела вернуть свой крик обратно.

— Прости, — шепнула я, перепугавшись ещё сильнее.

Мы обе тяжело дышали, глядя друг на друга.

Через минуту раздался её нервный, беспомощный смех.

— Солнце. — Я подобралась к ней, скидывая с плеч обрывки платья. — Мне не было больно. Я просто испугалась. Мне приснился кошмар, я не до конца проснулась, вот и всё.

— То, что я делаю, — проговорила Чили, глядя на свои руки, — бездействие, по сравнению с тем, что хочу сделать. Я только об этом и думаю. Прошло столько времени, а я до сих пор пытаюсь держаться от тебя подальше, хотя вроде бы от меня требуется обратное… Меня тянет к тебе, сильно, но, похоже, Мята была права: моя привязанность противоестественна. То, что я чувствую, глядя на тебя — полная противоположность гармонии. Плевать, вообще-то, это уже давно вышло за рамки обучения. Я не стремлюсь освоить высшее мастерство, чтобы оправдать надежды клана или вроде того — это бесполезно. Но мне бы хотелось…

Она замолчала.

Если бы я знала, что это сделает её такой несчастной, то держала бы рот на замке.

— Мне не больно, — повторила я, в самом деле, не понимая теперь, что меня отпугнуло. — Просто ты никогда раньше не делала так, и я растерялась… Ты же сама знаешь, какая я трусиха. — Я прильнула к ней. — Мне понравилось, Чили. Мне нравится всё, что нравится тебе. Я чувствую то же,