Условия сохранения властной вертикали: баланс иллюзий, гратификаций и страхов (квази-)традиционалистского сознания. Каждая фаза коллективного возбуждения провоцирует оживление и выход на передний план массовых иллюзий, упований и необоснованных надежд на улучшение жизни («счастье»), веры в лидера – вождя или спасителя, способного привести к нему[90]. Это не отдельные ожидания каких-то конкретных результатов от действий политиков, а проявление особой установки массового сознания, являющейся «активацией» целого пласта культуры, хранящей значения и память о событиях экстраординарной, не повседневной жизни. Мы можем судить об этом процессе (выходе на поверхность взаимосвязанных утопических представлений) только по отдельным симптомам – появлению разного рода радикалов давних мифов о золотом веке или конце света, признаков хтонических или потусторонних, о сверхъестественных силах, метафизических врагах коллективной общности и т. п. Важно подчеркнуть, что сами мифологические структуры сознания (бинарность, диалектическое переворачивание причины и следствия, смена объясняющих оснований и объясняемого предмета, конспирология, демонизация, симпатическая магия и пр.) внешне принимают вполне секулярную форму политических или публицистических высказываний. Их истинность или ложность не подлежат верификации, поскольку у профанного общественного мнения нет и не может быть необходимых средств их анализа и проверки. Это задача и дело специалистов, ученых, в нашем случае – полностью оттесненных от публичного пространства и сознательно лишенных авторитета пропагандой. Мифологическая структура мышления оказывается порождающей матрицей, которая притягивает к себе и наматывает на себя «факты» и «доказательства»[91]. Как бы дико и абсурдно это не выглядело для секулярного сознания носителей европейского просвещения – российской интеллигенции, получившей естественнонаучное образование, приходится принять эти проявления массового сознания как факт современной российской идеологической жизни, пронизанной телевидением, социальными сетями, широко тиражируемой демагогией политиков[92].

Рис. 31.1. Как, по вашему мнению, следует относиться к проблемам и конфликтам, с которыми люди сталкиваются в современной России?

Любое состояние коллективного возбуждения порождается сочетанием переживаний общей угрозы, страха и чувства открывшейся причастности к более высокому порядку символического существования национальной или групповой общности, соответственно, переживанию гордости, единства судьбы, коллективной веры. В этом плане присутствие, пусть и слабо выраженных надежд на то, что «завтра будет лучше, чем сегодня», указывает на существование повседневного механизма, стерилизующего причины беспокойства, дезориентации, фрустрации, вызванных неопределенностью ситуации и чувством беспомощности индивида. Ослабление тревоги может производиться либо переносом ее причины на безличные социальные силы, многократно превосходящие возможности частного действующего субъекта, либо через введение еще более ужасных угроз – войны, стихийных бедствий, нищеты, болезней и других иррациональных факторов, девальвирующих конкретные ситуативные причины и факторы беспокойства (по схеме: «все можно перетерпеть, лишь бы не было войны», «лишь бы дети были здоровы» и т. п.). В любом случае актуальная острота настоящей проблемы снимается путем освобождения индивида от ответственности («а что я могу тут сделать?»), либо рассеянием угрозы, перевода источника тревоги во вневременное пространство метафизических сил и субстанций (например, тысячелетнего «государства», вечного противника России, «Америку», «Англию», «Германию» и других, или еще более «наукообразных» объяснений геополитического или расово-цивилизационного толка: через культурно-исторические «архетипы», генетические коды и пр.). Временности этих сущностей соответствуют фаталистические или традиционалистские, анти-индивидуалистические реакции: «как-нибудь все обойдется», «надо потерпеть», «бог дал, бог взял» и т. п.

Компенсация этой ущербности, зависимости и бесперспективности собственной жизни производится через идентификацию с символами коллективных ценностей, а именно: чувством принадлежности к «великой державе» при полном абсентеизме, нежелании участвовать в общественной или политической жизни и отсутствии представлений о целях и характере политического развития страны (рис. 28.1). Если в 1992 году 80 % опрошенных считали, что «русские такой же народ, как и другие» (только 13 % опрошенных продолжали верить в особое предназначение или миссию русских в мировой истории), то уже к концу 1990-х годов такого мнения придерживались лишь 36 %, а большинство – 57 % вернулись к идее «российского величия» (к 2017 году эти показатели составляли 32 и 64 %, соответственно)[93].

Таблица 48.1

Как вам кажется, что удалось сделать В. Путину за годы его пребывания у власти?

Ранжировано по средним значениям.

Собственно, это именно то, чего ждут и настоятельно требуют от власти обыватели, чем удовлетворяются даже в условиях снижения качества жизни. Это то, чем Путин купил лояльность основной массы населения, что обеспечило ему восстановление утраченной в 2011–2013 годы поддержки. Именно этим ожиданиям восстановления авторитета России как супердержавы и отвечает имперская риторика и крымская политика Путина.