Рис. 23.1. Какие чувства, на ваш взгляд, окрепли за последнее время у вас лично?

На этом фоне кажется явным противоречием, даже парадоксом, преобладание позитивных ответов в таком роде: «В будущем году все будет лучше, чем в прошедшем» (рис. 25.1). Такие установки как бы не согласуются с отсутствием уверенности в завтрашнем дне, характерным для большей части опрошенных. Это превышение «оптимистических» ожиданий над «пессимистическими» носит постоянный характер, хотя само превышение невелико. Надежды «на лучшее» не просто выражены сильнее, чем другие установки, они функционально дополняют восприятие текущих событий, они встроены в структуру понимания реальности, отношения к происходящему. Природа этих «надежд», точнее, иллюзий, другая, чем обычное практическое и рациональное поведение, базирующееся на трезвом учете своих возможностей, ресурсов и средств решения постоянно возникающих повседневных задач, удовлетворения материальных интересов. Эти «надежды» устойчивы, поскольку они слабо зависят от внешних факторов, от текущих событий и, соответственно, от колебаний настроений респондентов. В отличие от более приземленных ответов о «чувстве уверенности в завтрашнем дне»[83], они не связаны с практическим действием. Такой тип установок можно назвать «авось-сознанием». Это не фатализм, а неспособность к рационализации времени и собственного поведения, обусловленные крайней ограниченностью ресурсов семьи у большей части населения и низким уровнем доверия, как межличностного, так и, в еще большей степени, институционального, не позволяющим планировать свое будущее и контролировать инвестиции в «себя» и своих детей (рис. 26.1–27.1, табл. 42.1–43.1). В свою очередь, такое положение вещей объясняется отсутствием или, более мягко, слабым развитием институциональной системы, ориентированной на нужды и интересы граждан, гражданского общества, примитивностью социальной системы, то есть инерцией тоталитарного общества-государства.

Рис. 24.1. Каким для вас будет наступающий год по сравнению с минувшим?

Смысловой горизонт существования респондентов, предельно ограниченный в 1990–1991 годы имеющимися в их распоряжении ресурсами, постепенно расширялся к концу десятилетия; после начала реставрации централизованного управления он остается стабильным на протяжении всего путинского правления. Если в момент развала советской системы почти четыре пятых опрошенных пребывали в состоянии дезориентированности и растерянности, то с середины 2000-х годов ситуация изменилась: число «дезориентированных» заметно сократилось до чуть больше половины опрошенных, а к 2014 году (пику коллективной эйфории) – до 44 %; напротив, доля тех, кто считал, что они могут планировать свою жизнь «на ближайший год-два», увеличилась с 17 % в 1990 году до 38 % к 2017 году; доля «полных оптимистов», готовых рассчитывать свою жизнь на «много лет вперед» в сочетании с более реалистичными «оптимистами» (планирующими «на пять-шесть лет»), выросла в сумме – с 4 до 19–21 % ко второй половине 2010-х годов. Напротив, доля «растерянных» россиян («не знающих, что с ними будет даже в ближайшие месяцы», вместе с множеством «затруднившихся с ответом») сократилась с 79 до 43 %. Другими словами, массивы адаптировавшихся к социальной реальности установившегося авторитарного режима и дезадаптированных сравнялись уже к середине 2000-х годов, хотя само равновесие было еще очень неустойчивым. После кризиса 2008–2009 годов соотношение «уверенных в себе» и «тревожных» респондентов, составлявшее долгое время примерно 1:2, сменилось в 2017 году положительным трендом (табл. 43.1). Фактором роста чувства удовлетворенности жизнью, спокойствия и уверенности (в том числе, вторичным образом, и в самом себе) являются не собственно изменения доходов (или не только они), но возвращение к давней модели власти, «освобождение» от неопределенности индивидуального выбора, знакомые рамки административного управления.

Рис. 25.1. Чувствуете ли вы уверенность в завтрашнем дне?

Рис. 26.1. Вы смотрите в наступивший год с надеждой, с неуверенностью или с тревогой?

Безосновательные «надежды» или утопизм массовых ожиданий являются оборотной стороной глубоко укоренных в русской культуре, а потому кажущихся «иррациональными» государственно-патерналистских ориентаций. В обычной жизни они практически не осознаются, выступая как априорные, «само собой разумеющиеся» представления о власти, своего рода метафизика традиционалистского или архаического понимания государства, его обязанностей заботиться о народе. Функция таких убеждений заключается в том, чтобы нейтрализовать хронически негативный опыт повседневности, преобладающий в общественном сознании, путем переключения оценок настоящего времени и практического положения в другой план, в условное время «желаемого» или «уповаемого» состояния, перевести воображаемые результаты своего возможного действия в модальность «отложенного удовлетворения». Это соединение настоящего и ожидаемого времени удовлетворения и есть механизм «русского терпения», рациональность пассивного выживания, кристаллизованный коллективный опыт насилия.

Таблица 43.1

Учитывая нынешнюю ситуацию, на сколько лет вперед вы с уверенностью можете говорить о своем будущем?

Таблица 44.1

С какими чувствами вы смотрите…?

Генетически такие механизмы позитивной разгрузки фрустрации являются рудиментами коммунистического воспитания, веры в «светлое будущее», без которой установки государственного патернализма проявлялись бы гораздо слабее[84]. В целом обе составляющие – негативная оценка настоящего и ожидания лучшего будущего – образуют рамку восприятия реальности, то есть нормы соотнесения (согласования) различных эмпирических обстоятельств. Иллюзии (ожидания желаемых состояний и благ, не обоснованные реальными обстоятельствами) — самый прочный материал социального порядка, отношений людей с властью в авторитарных или тоталитарных системах господства[85]. Хотят одного, но соглашаются на другое.