Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вперед! Вперед… во имя Пророка!
Дикий боевой клич раздавался повсюду. Усиливаясь, раздуваясь, распространяясь, он эхом несся от улиц к мечетям, от мечетей к домам, от домов к погребам и резервуарам, где жители Багдада прятались в страхе и трепете перед Бичом Божьим. Они слышали; удивлялись; осторожно выходили из своих убежищ; смотрели. Затем, созерцая торжественное наступление освободителей, они поднимали оружие и бросались вперед.
Тут и там они убивали одиноких монголов. Десять минут спустя они были убеждены, каждый из них, что именно их храбрость принесла победу, и они решительно не учитывали того факта, что без великолепного чуда Ахмеда они бы продолжали подчиняться монгольскому игу так же робко, как и прошлой ночью.
Летопись продолжает рассказывать, как жители Багдада неслись вслед за освободителями, убивая раненых монголов, не слишком рискуя своими ценными жизнями.
Они громко кричали:
– Убить монголов! Превратить их в пепел! Разрубить надвое! Изрубить их в кашу! Гнать их прочь! Выпить их кровь! Уничтожить их под корень! Уничтожить их до конца!
Интересно заметить, что те, кто издавал самые громкие и самые чудовищные крики, были мужчинами, которые прошлой ночью, когда монголы атаковали, оставили своих женщин и детей на милость захватчиков, в спешке сбиваясь, как крысы, в подземные убежища.
* * *
Ахмед скакал во главе армии.
– Allahu Akbar! – кричал он. – Бог велик!
– Откройте ворота нашему избавителю! – кричали горожане.
И когда он скакал по широкому проспекту, ведущему во дворец халифа, снова и снова он опускал руки в серебряную шкатулку, рассыпая маленькие желтые семечки по земле; снова и снова появлялись воины, пока их число не сравнялось с числом звезд на Млечном Пути и у монголов не осталось надежды, хотя тут и там они сплачивались и давали бой со всем своим свирепым монгольским мужеством.
Некоторые избежали резни. Они быстро побежали к дворцу и принесли новости. Те распространились, как порох под искрой.
Внизу, в подземной тюрьме, где Халифа Правоверных и принцев Персии и Индостана держали как пленников, стало весело.
– Я всегда знал, – сказал принц Индии, – что мои божественные предки не позволят мне погибнуть! Когда я вернусь в Индостан, я принесу в жертву семнадцать тысяч молодых людей из превосходных семей Дурге, Великой Матери!
– И я, – сказал перс. – Как только я покину эту камеру, пообедаю жареным павлином, начиненным белым виноградом, и тремя бутылками чужеземного вина. Между прочим, – заметил он, повернувшись к халифу. – Теперь, когда монгол в стороне или, по крайней мере, скоро будет в стороне, я желаю подтвердить свое право на руку вашей дочери…
– Вовсе нет! – прервал его принц Индии. – Вовсе нет! Это я…
– Закройте рты, вы оба! – воскликнул халиф, впервые в жизни забыв о царственном воспитании. – Никто из вас не будет моим зятем. Моя дочь выйдет замуж за мужчину, который отвоевал Багдад, и мне все равно, мусульманин он или еврей, христианин или буддист, белый или зеленый, вор или император!
Так беседовали могучие властелины Азии внизу, в камере, в то время как в башне во дворце, недалеко от комнаты Зобейды, Вонг К’ай просил своего господина бежать, пока еще оставался шанс. Но монгольский принц упрямо покачал головой. Он указал на родовые таблички.
– Поставь мою охрану к дворцовым воротам. Моя раса вечна, непобедима! – произнес он с мрачным, зловещим достоинством. – Я не бегу ни от богов, ни от чертей.
– Но даже ты, о Великий Дракон, – умолял Вонг К’ай, – не можешь сражаться с чудесами! Волшебная армия, сотни тысяч сильных вокруг стен. Взгляни! – указал из окна. – Еще больше воинов появилось из-под земли! Твои войска спасаются бегством. Идем! Все еще есть время…
– Нет!
– Пожалуйста, пожалуйста, о Великий Дракон!
И когда в конце концов принц решил воспользоваться советом Вонг К’ая, было слишком поздно. Мусульмане уже наводнили дворцовый сад, расчищая себе путь сквозь сомкнутые ряды маньчжурских воинов, которые храбро сражались. Но у последних не осталось надежды. Большая часть монгольских и татарских воинов разместилась во дворце – только несколько личных слуг принца остались позади – в подкрепление силам маньчжуров. Но шаг за шагом, секунда за секундой лес пик падал под ударами мусульманских мечей; Ахмед всегда был в авангарде, направляя коня в гущу битвы; сабля его кружилась как цеп.
– Великий Хан, все пути к отступлению перекрыты! – причитал Вонг К’ай.
Монгольский принц посмотрел из окна. Он пожал плечами. Повернулся к своим родовым табличкам. Низко поклонился.
– Примите, о духи моих предков, – сказал он торжественно, – мой собственный дух. Сегодня я пересекаю Ворота Дракона. Я признаю поражение. Да, – его голос гордо повысился, – я знаю, что другие из моей расы пойдут за мной, что еще не раз мир содрогнется и падет под монгольским бичом!
Спокойно, неторопливо он обнажил шею и встал на колени.
– Вонг К’ай, – продолжил он, – настал твой черед исполнить прекрасную и почетную обязанность – отрезать мне голову!
– Нет, нет, о Великий Дракон!
– Я приказываю!
Вонг К’ай вздохнул.
– Слушаю и повинуюсь! – пробормотал он.
Он уже обнажил свой кривой меч и был готов опустить его с полной силой, когда дверь открылась и ворвалась Лесная Вода в сопровождении полудюжины солдат, взволнованно крича:
– Ох… слушайте… слушайте! Есть выход! Вы можете спастись! Волшебный летающий ковер! И принцесса…
– Во имя Будды! – воскликнул Чам Шенг. – Ты права! – Он встал и повернулся к охране: – Быстро! Принесите мне волшебный ковер! – И сказал Вонг К’аю: – Я возьму Зобейду с собой. Вместе с ней мы полетим далеко на север, в Монголию, на родину, куда даже эти чудесные воины не посмеют пойти!
В конечном счете Зобейду спасло то, что все происходило в восточном дворце, мусульманском доме, где нет уединения для смеха или горя и даже для отчаяния, где смотровая щель есть в каждой стене, двери, занавеске и потолке, где в каждой комнате есть невидимые наблюдающие глаза и невидимые слушающие уши. Так, если бы лязг стали битвы снаружи не заглушал все остальные звуки, принцесса могла бы услышать шелест шелковых одежд и легкий топот босых ног, если бы Земзем, которая подслушала заговор из соседнего