Последняя оставалась одна в своей комнате. Ибо несколько секунд назад, посмотрев из окон и увидев своих товарищей, падающих под мусульманскими ятаганами, солдаты, назначенные смотреть за ней, присоединились к соотечественникам в их последней битве.

– Идем! – вскричала Земзем. – Вниз по лестнице и через заднюю дверь в сад – я знаю путь – следуй за мной, Рожденная Небесами!

Она вышла из комнаты и спускалась по лестнице. Зобейда шла в нескольких шагах позади нее. Земзем уже достигла нижнего пролета, когда в другой части лестницы появился Чам Шенг с Вонг К’аем и монголами, которые несли волшебный ковер. Они остановились прямо между Зобейдой и Земзем. Последняя хотела вернуться и помочь своей госпоже всеми силами – и во дворце был не один молодой арабский солдат и слуга, который, при всей романтической предрасположенности, мог немало рассказать об острых, цепких ногтях Земзем, – когда Зобейда дала ей знак двигаться дальше в сад.

Земзем поняла молчаливое сообщение. Боевой топор просвистел мимо ее головы менее чем в дюйме, воткнувшись в стену, тяжелая рукоять из пальмового дерева бешено дергалась из стороны в сторону, как неисправный маятник. К этому времени она наклонилась, преодолела оставшийся лестничный пролет и через заднюю дверь выскочила в сад.

Она направилась прямо в багровую, шумную путаницу, которая царила везде, прямо в гущу битвы, где монголы отчаянно пытались сдержать атаки арабов злым свистом копий, разрезающих воздух кончиками кинжалов, ударами по доспехам и стуком щитов. Земзем завопила, стараясь перекричать дикий, гортанный боевой клич и крики умирающих, когда мечи и копья попадали в цель:

– Ахмед! О Ахмед! Багдадский Вор!

Она увидела его, теперь сражавшегося в пешем строю. Она попыталась проскользнуть сквозь лес кованого железа, чтобы добраться до него.

Наверху Зобейду загнали в угол. Она стояла прямо и гордо. Принц Монголии иронично поклонился и столь же иронично сказал:

– Увы! Необходимо, чтобы ты сопровождала меня без надлежащих свадебных церемоний. Мы поженимся сразу же, как только прибудем в мою страну. Готовься! – Он ступил на ковер и протянул худую, желтую руку: – Будь добра присоединиться ко мне, Зобейда! Я приказываю!

– Нет! – воскликнула она. – Нет!

– Ах! – Он улыбнулся. – Может быть, в самом деле ты не любишь меня?

– Я тебя ненавижу!

– Ненависть тоже приправа к соусу страсти. Идем! – Его голос стал суровее, когда она сделала шаг назад. – Бесполезно сопротивляться, Разбивательница Сердец. Вспомни древнюю пословицу: из яйца, сражающегося с камнем, вышел желток.

– Нет, нет, нет! – закричала она снова.

– Я сожалею, – ответил он, – что мне придется применить силу.

Он отдал приказ монгольским солдатам. Зобейда сопротивлялась. Но она была беспомощна. Они подняли ее на ковер. Они удержали ее.

Принц уже говорил ковру:

– О волшебный летающий ковер, неси нас в… – И внезапно его голос оборвался.

Ибо раздался пронзительный, громкий, победный боевой клич:

– Allahu Akbar! Allahu Akbar!

И в следующий миг невидимые руки возникли из ниоткуда; невидимые руки раскидали монгольских солдат во всех направлениях; невидимые руки ударили Чам Шенга прямо между глаз; невидимые руки подняли принцессу Зобейду и унесли ее из комнаты вверх по лестнице; а с невидимых губ рвался пронзительный, насмешливый боевой клич:

– Allahu Akbar! Allahu Akbar!

Невидимые руки и губы. Руки и губы Ахмеда, Багдадского Вора. Ведь минутой ранее, в саду, Земзем отыскала его в жарком, гремящем лесу бьющихся клинков. Из-под полога свистящих, быстрых алых мечей она кричала ему, и достаточно оказалось только ее первых слов: «Зобейда… Летающий ковер… торопись… о торопись!», чтобы заставить его понять, что случилось.

Он бросился к дворцовым воротам. Гигантский татарский капитан встал прямо на его пути. Снова копье против копья. Выпад и удар против выпада и удара. Умение и сила против умения и силы. Пика метнулась вверх, скользнув от земли с сухим скрежетом бамбукового древка, злобно рванувшись вперед. Багдадский Вор проворно увернулся от опасного удара, в то время как его меч, трижды обернувшись над его головой, опустился, как молния, наискось. Кованая сталь прошла сквозь плоть, мускулы, ткани и кости. Темные пятна крови растеклись гротескными арабесками над туникой, вышитой драконами. Предсмертный хрип вырвался из горла. Ахмед перепрыгнул через упавшего человека; Земзем прыгнула одновременно с ним, словно маленький терьер рядом с худой борзой.

На пороге дворца выстроилась стена из стальных ручных щитов, увенчанная стеной желтых, широкоскульных лиц, стеной сверкающих копий с овальными лезвиями; Чам Шенг поставил сюда свою личную маньчжурскую охрану, чтобы она сражалась за своего господина до последней капли крови.

Их было слишком много для одного человека – если бы он атаковал, то неминуемо потерпел бы поражение.

Ахмед на секунду остановился. Затем он вспомнил о Плаще Невидимости, который он нашел на дне Полуночного Моря, возле волшебной серебряной шкатулки: плащ защитит его от ревности и зависти неправедных.

Он вытащил находку из поясного платка. Быстро набросил себе на плечи. Он все еще видел маньчжурских воинов. Но могли ли они видеть его?

Он задавал себе этот вопрос. И в следующий же миг он узнал ответ. Ибо один из воинов, который хотел ткнуть его своим копьем, бросил оружие и уставился прямо перед собой, открыв рот, в нелепом удивлении.

– Где… почему… как… – запинался он. – Куда он делся?

Он отошел от порога, чтобы искать человека, который чудесным образом растворился в воздухе; Ахмед использовал эту возможность, чтобы проскользнуть во дворец и подняться вверх по лестнице, где – как мы уже говорили – он раскидал монголов, ударил Чам Шенга по лицу, забрал Зобейду с летающего ковра и убежал с ней, неся ее на руках.

Она не видела его. Плащ полностью скрывал его. Но любви не нужны глаза. Каким-то образом, с трепетом и волнением сердца, она почувствовала, кто это, она узнала, и она счастливо рассмеялась, в то время как монголы под руководством принца – их первое удивление и оцепенение миновало – бросились за ними, следуя за звуком мчащихся ног Ахмеда, за звуком громкого смеха Зобейды.

Но в это время их товарищи в саду погибли все до единого под мусульманскими мечами. Арабы наводнили дворец. Послышались удары и звон клинков, и много героических поступков совершили как арабы, так и монголы, и все эти поступки занесены в древние летописи; и наконец – хотя арабские и монгольские историки сообщают об одном и том же исходе битвы, но с тем отличием, что первые утверждают, будто все случилось благодаря их храбрости и вере в Аллаха, в то время как вторые говорят,