что их превзошли числом десять к одному, и задаются вполне уместным ироничным вопросом, что бы сталось с их врагами, если бы не волшебные семена Ахмеда, – и наконец арабы победили, а все монголы были мертвы.

Все, кроме двух: Чам Шенга и Вонг К’ая, который своим телом защищал господина.

Мечи уже поднялись, чтобы сразить их, когда раздался громкий голос – это был Птица Зла, старый напарник Ахмеда в мошенничестве и воровстве, который только что появился на месте событий и решительно заявил, что такая смерть слишком хороша для них.

– Вздернуть их! – закричал он.

– Потрясающая идея – во имя Аллаха, во имя Аллаха!

И через одно из окон в верхней комнате просунули длинный, толстый шест и надежно закрепили его, и несколько минут спустя Чам Шенг и Вонг К’ай повисли в воздухе, доколе не умерли.

Таков был конец принца Монголии. Но даже в миг последнего забвения, в то время как его душа уже миновала ворота Дракона, чтобы присоединиться к душам его предков у Семи Желтых Родников, губы, синие, скрученные и сжатые болезненной гримасой, повторяли гордое и хвастливое утверждение его народа:

– Другие люди из моей расы придут после меня! Снова и снова мир содрогнется и падет перед монгольским бичом!

Это хвастовство не услышали, а если услышали, то осмеяли.

– Тигр! – кричала в саду маленькая, золотокожая арабская рабыня, глядя на повисший над землей труп монгольского принца. – Ба! Бумажный тигр с бумажными зубами!

– Слава Аллаху! – монотонно повторяли священники.

– Слава Аллаху! – монотонно повторяли воины.

– В самом деле, слава Аллаху! – повторил халиф Багдада, которого освободили из подземелья, как и принцев Персии и Индии. Он повернулся к мажордому: – Где могучий герой, который избавил нас от монгольского бича?

– Он с вашей дочерью, Рожденный Небесами. Наверху, в тронном зале.

– Попроси его прийти ко мне и принять мои царственные благодарности. Кстати… кто он?

Мажордом низко поклонился, заикаясь от смущения:

– Да простит Рожденный Небесами нижайшего из его рабов. Но человек, который освободил нас от монгольского ига, не кто иной, как Багдадский Вор!

– Больше не Багдадский Вор! – засмеялся халиф. – Наследник трона Багдада и после моей смерти и женитьбы на моей дочери – Халиф Правоверных, Тень Аллаха на Земле, Король Владык Вселенной и Верховный Правитель!

– Наследник трона Багдада! – сказал он, поприветствовав Ахмеда, когда тот вместе с Зобейдой вошел в зал.

Он ошеломил его своей благодарностью, расцеловал в обе щеки, немедленно пожаловав ему различные звания, титулы и великолепные вознаграждения. Придворные и солдаты, священники и принцы Индии и Персии следовали его примеру, целуя его, обнимая его, пожимая ему руки, пока Ахмед, краснея от смущения, не ступил на волшебный летающий ковер, его рука все еще обнимала талию Зобейды.

– Я ужасно сожалею, – сказал он, – но мне придется вас покинуть. Видите ли, несколько минут назад этот достойный человек, – указав на имама в зеленом тюрбане, того самого имама, который послал его в это приключение в поисках жизненного счастья, – соединил Зобейду и меня священными узами брака. А теперь, с разрешения всех вас или без него, мы отправляемся в медовый месяц. – Он повернулся к волшебному ковру. – Лети! – приказал он. – Лети, о ковер!

– Куда? – спросил халиф.

– К луне! К земле счастья, смеха, сладости, любви и маленьких детей!

– Заглядывайте ко мне по дороге, – закричал принц Персии, его сердце потеплело от щедрости, когда ковер взмыл в воздух. – И я приготовлю для вас такой праздник, который войдет в историю!

– Навещайте меня в Пури! – закричал принц Индии, стараясь превзойти перса в щедрости и вытянув шею, когда ковер поднялся еще выше. – И я познакомлю вас с моей божественной кузиной, богиней Дургой!

Но Ахмед, который заслужил свое счастье, как подобает всякому, не ответил. Он помахал левой рукой – правая рука все еще лежала на талии Зобейды, – и летающий ковер унес их из дворца, из сада, из Багдада высоко в воздух, к луне, в их свадебное путешествие, где с ними произойдет множество фантастических и необычных приключений.

«Но это, – гласит древняя арабская рукопись, – совсем другая история».

Во имя Аллаха!

Глава I. Ди-Ди

На мгновение взгляд барона Адриена де Рубе, одетого в легкий шотландский твидовый костюм с изысканной бутоньеркой у воротника, прекрасно подчеркивающий представительные формы тела, держащего в руке трость с золотой ручкой, укрывшего голову шлемом из пробкового дерева, бросавшим большую черную тень на выпуклый лоб и на воинственный хищный нос, курящего турецкую сигарету с вензелем, которая была вставлена в нефритовый мундштук длиною почти в десять сантиметров, чей кончик находился возле его рыжих усов, – барона, который прогуливался своей высокомерной, надменной легкой походкой вдоль главной улицы – зловонной, смердящей болезнями в городе на побережье Западной Африки, как будто он находился в своем родном Брюсселе и шел с фондовой биржи в кафе или из пахнущего сигарами, обшитого красным деревом дома, созданного в неоготическом стиле, на улице Ван Артевельде, – итак, на мгновение взгляд барона Адриена де Рубе упал на Махмуда Али Дауда, который приобрел привычку к самоконтролю, выработанную особыми тренировками на протяжении всей жизни.

– Алла Карим! – пробормотал араб себе под нос, быстро прищелкивая худыми, загорелыми пальцами, чтобы отогнать горбатого джинна несчастья.

Не то чтобы он считался суеверным человеком, но, будучи мусульманином, он прослыл по-настоящему иезуитским противником в духовных и мирских делах. С одной стороны, он не верил ни в джиннов, ни в это щелканье пальцами ради защиты от них, а с другой стороны, он не видел ничего плохого в том, чтобы быть осторожным.

– Доброе утро, барон. – Араб говорил на безупречном французском.

– А-а, да, доброе утро, – последовал небрежный ответ.

Это было полной противоположностью дружескому рвению. Небрежность тоже была своего рода способом легкого самовыражения во время прогулки, так как барону приходилось усердно переносить вес на левую ногу, в то время как правая нога едва касалась земли, и делать вид, что он не замечал Махмуда Али Дауда, пока тот не обратился к нему. Как будто барону было трудно остановиться и поговорить!

Араб покраснел. Он судорожно сжал и разжал руки, которые почти непроизвольно пытались нащупать рукоять кинжала с широким лезвием, скрывавшего свою смертоносную душу в малиновых объемных складках ткани на талии. Казалось, его семитская гордость была задета. Оскорбительные слова застыли на его губах, но с большим усилием он загнал их обратно.

Бизнес! Он вспомнил слова Джеймса Донаки, своего сурового шотландско-американского партнера, его монотонные проповеди о том, что бизнес есть бизнес