Но оптимистам верили немногие. Общее мнение было таково, что наступают смутные и тяжкие времена. Многие хозяйки бросились закупать в лавках соль, спички и керосиновые фонари, хотя совершенно непонятно, зачем эти запасы в случае всеобщей катастрофы. Особенно соль! Уж ее-то в бесконечном океане бесконечное количество…

Когда Авка вернулся домой, мама зачем-то увязывала в узлы одежду и укладывала в сундук с мягкой подкладкой золотисто-синий фаянсовый сервиз — самую большую семейную ценность.

— Ма-а! Не бойся, ничего не случится! — бодро утешил ее Авка. — Просто китам надоело быть одним! Они узнали, что где-то далеко есть земля на черепахе со слонами, и поплыли знакомиться!

Мама сказала, чтобы Авка не болтал чепуху и помог укладывать вещи.

— Да зачем?

— На всякий случай. Все так делают.

Старший брат Бума — он храбрый и неглупый — поддержал Авку. Сказал, что нет никакой разницы, как тонуть: с упакованными вещами или без них. Мама сказала, что беспутные сыновья уморят ее гораздо раньше всеобщей катастрофы.

— Мама! Не будет никакой катастрофы! Честное тыкворыцарское! Ну, поверь мне! Полная бзяка с отпадом буду, если вру, вот! — Авка куснул сустав левого мизинца и отбросил руку.

Мама… она посмотрела на Авку внимательно и, кажется, поверила. Или по крайней мере поняла, что вещи паковать действительно глупо. Махнула рукой и пошла успокаивать соседку, Гуськину маму (а Гуська в это время сам ее успокаивал).

А папы дома не было. Потому что, какие бы ни надвигались катастрофы, императорские счетоводы должны находиться на своих местах.

Старший брат Бума тоже был человек долга. И отправился на вахту курсантского патруля — следить, чтобы нехорошие слухи не вызывали в городе беспорядков.

Оставшись один, Авка вытащил из-под кровати черепаху.

— Уважаемая Мукка-Вукка! Ска…

— Скажу, скажу! — перебили Авку две черепашьих головы. — Откуда всё стало известно? Вчера ночью астроном-любитель Титто Одноглазый (вообще-то он аптекарь) взялся наблюдать за скоплением звезд Лягушачья Икра и вдруг заметил, что скопление это сместилось по отношению к другим звездам. И мало того! В других созвездиях тоже был беспорядок. Они медленно сдвигались и меняли контуры. Простой зевака, глазеющий на звездное небо, не обратил бы на это внимания, но старый звездочет с телескопом… О-о-о! Титто Одноглазому сразу стало ясно — смещение звезд говорит о том, что материк меняет в мировом океане свои координаты!

Взволнованный до глубины души астроном-аптекарь накапал себе тройную порцию успокоительных коньячных капель и поделился открытием с женой. Та, несмотря на поздний час, кинулась к соседке и поделилась с нею. Ну и пошло-поехало…

— А далеко еще до той земли, где Никалукия? — осторожно поинтересовался Авка.

— Достаточно далеко, — отозвалась правая голова. А левая сообщила: — И, конечно, еще много событий может случиться, пока доедем…

— Каких событий? — перепугался Авка.

— Кабы знать, — сказала левая голова. А правая промолчала.

До полуночи Авка вертелся в постели, не мог уснуть от всяких тревожных мыслей (и Звенкино лицо, которое то и дело представлялось ему, было тревожным). Но все же заснул. И проснулся поздно, от Гуськиного стука в окошко.

Гуська притащил ворох газет, которые на улицах раздавали императорские почтальоны.

Во всех газетах было написано, что, да, замечено некоторое смещение материковых пластов, но опасаться этого явления не следует. Ученые утверждают, что это естественный природный процесс. Подобное случалось и раньше, в доисторические времена, и никаких катастрофических последствий не имело. Его императорское величество Валериус Третий призывает всех своих подданных сохранять спокойствие, потому что сам он совершенно спокоен.

Далее сообщалось, что сдвижение материка в западном (с некоторым отклонением к северу) направлении можно было предвидеть еще давно. Однако сотрудники императорской обсерватории не проявили необходимой бдительности, не заметили вовремя смещения светил и не предупредили население. Это и явилось причиной паники и нелепых слухов. За безответственное отношение к своим обязанностям директор обсерватории, главный императорский астроном и географ профессор Никус Трипалка императорским указом освобожден от своей должности и посажен под арест. Его ждет судебное разбирательство. А всё остальное — в полном порядке, дорогие граждане Тыквогонии. Живите без тревог и готовьтесь к сбору летнего урожая тыкв…

— Во всех газетах одно и то же, — зевнул Авка.

— Кроме этой… — Гуська выдернул из клетчатого кармана на трусиках сложенный желтый лист. Это была газета под названием "Чистая правда, вам говорят!" Независимое и не подчиненное императорской цензуре издание. Его распространяли не почтальоны, а нанятые редакцией громкоголосые мальчишки. На первой странице "Чистой правды" крупными буквами было напечатано, что всякие призывы к спокойствию — чушь на тыквенном масле. Что император проморгал приближение катастрофы, вот и призывает всех не волноваться. Да еще сваливает вину на несчастного директора обсерватории. Он отправит беднягу на бессрочную каторгу, а сам на своем королевском тыквокате удерет на главную вершину Тыквогонии — гору Золотой Пуп, куда, конечно же, не доберутся воды всемирного потопа.

— Ой-ёй-ёй… — тихонько сказал Авка. И скорчился от нового, похожего на сверлящую зубную боль страха.

— Да чепуха же это! — весело успокоил его Гуська.

— Что — чепуха?

— Ну, разве можно забраться на Золотой Пуп на тыквокате? Они даже на Горке буксуют!

— При чем здесь тыквокат? При чем здесь Пуп? Я про главного астронома… про Никуса Трипалку. Его же — на каторгу. А он же ни в чем не виноват!

— А… почему не виноват? — глупо сказал Гуська.

— Ну, как он мог всё это предвидеть?! Откуда он знал, что какой-то Август Головка свалится в подземный мир и уговорит китов…

— Не ты ведь их уговорил, а этот… Половинкус.

— Уко Двуполовинус. А я — его…

Авка беспомощно сел на пол у подоконника. Гуська — рядом. Попытался заглянуть в Авкино лицо. Спросил шепотом:

— И что теперь?..

Авка горестно шевельнул плечами.

Гуська неуверенно сказал:

— Ведь никто в Тыквогонии не знает, что всё это из-за тебя. Только я знаю. Но я же никому же никогда не скажу…

— Ты-то не скажешь, — благодарно и печально прошептал Авка. — А сам-то я… если из-за меня человека на каторгу…

Гуська ткнулся носом в побитые на Горке колени. Все тыквогонские школьники, даже в первых классах, знали, что сваливать свою вину на другого — гугнига. И если из-за тебя сильно пострадал невиноватый — будешь ты бзяка с отпадом до конца жизни. А здесь… здесь вообще получится бзяка всемирного масштаба.

— Авка… давай признаемся, что это мы вдвоем. Я ведь тебе помогал…