потолком которой висело плотное тёмное облако, напоминавшее кокон, из которого вот-вот выйдет загадочное имаго.

– Ты создал «козла отпущения»?! – догадался Нуар Тун-Тун.

– Не я, – усмехнулся Люрор. – Эта сущность сконцентрирована из энергии разрушения, которой Ле Гран Фушюз наводнил Париж на стороне живых. Я только придал нужную форму. Скоро наш «козлик» созреет, я преподнесу его кромешникам, а они своему хозяину.

– Хитро! – покачал головой Нуар Тун-Тун. – Я бы посмотрел на это действо. Особенно, когда выяснится, кто должен, как говорится, «отвечать за козла».

– У тебя будет место в первом ряду! – пообещал Люрор.

***

Ничего не подозревая об этом, Базиль шёл по платановой аллее в Люксембургском саду. Часто бывая на стороне живых, он мог сравнить, как одно и то же место Парижа выглядит по ту и по эту стороны, каждый раз убеждаясь в том, что суть никогда не меняется. Красота может увядать, внешний вид утрачивать прежние формы, но аура, душа вечна и прекрасна. Здесь, в Потустороннем Париже, где на первое место выходила, как раз самая суть явлений и обитателей, это ощущалось особенно ярко. Сухоцветы, гирлянды из увядшего плюща и врастающие в сумрак стволы мёртвых платанов только усиливали романтический флёр Люксембургского сада, навевая мысли о том, что среди всеобщей энтропии незыблемым оплотом остаётся только любовь. Базилю казалось, что ею дышало всё вокруг.

У фонтана оборотень остановился, примериваясь, как лучше подобраться к статуям нимф, которые активно пили воду из кувшинов. В шутку он так и назывался: фонтан сильно пьющих нимф. В складках одежд одной из них должна была храниться записка Клодины. Базиль осторожно, чтобы не упасть в небольшой водоём, пробрался к статуям, каждая из которых выглядела как настоящая девушка в человеческий рост. После того как записка была найдена и прятана в карман, Базиль живописно расположился между нимфами, обняв каждую за талию, и сказал, философски глядя вдаль:

– Всё, как в жизни: две нимфы и сатир.

В этот момент одна из нимф крепко сжала его запястье в своей мраморной руке и строго сказала:

– Вы арестованы, гражданин сатир! Пройдёмте!

Базиль удивлённо взглянул на неё и рассмеялся.

– С каких это пор сатирический подход к любви стал преступлением?! – спросил он, но нимфа промолчала в ответ, крепко сжимая его руку в своей.

К тому же постамент, на котором стояли статуи и сам Базиль, неожиданно пришёл в движение, быстро опускаясь под воду, будто норовя утопить всех находящихся на нём.

– Эй! – вскликнул оборотень, тщетно пытаясь высвободить руку. – Мы так не договаривались! Вы перепутали! Я же сатир, а не русал!

Статуи обычно оживали только в одном случае: если чья-то душа была перенесена некромантом внутрь изваяния (случалось, что внутри статуй замуровывали и настоящие живые тела). Делалось это в наказание за какие-нибудь проступки. Обычно, для того, чтобы искупить вину и освободиться, наказанные были способны на всё. Нимфа, схватившая за руку Базиля, кажется, относилась именно к этой категории, поэтому спорить и противиться было бесполезно. К тому же, Базиль уже догадывался, кто именно из славной компании некромантов мог сыграть с ним такую шутку, поэтому оборотню было даже интересно, чем же закончится это опасное приключение. Постамент погружался в воду, но вовсе не для того, чтобы утопить «сатира». На самом деле он будто провалился в какое-то потайное помещение, находящееся под землёй.

Там среди серых стен, по которым плавно струилась вода, в полумраке на высоком кресле восседала эффектная брюнетка, при виде которой Базиль ощутил такой всплеск эмоций и необузданных желаний, какой никогда не испытывал при виде какой-то другой красивой женщины.

– Клодина! – промурлыкал он.

– И кто же вторая нимфа?! – сурово прозвучало в ответ.

Клодина подняла голову, и Базиль понял, что она очень разгневана, и этот гнев делал её ещё более прекрасной.

– Какая нимфа?! – мягко спросил Базиль. – Ты о чём?!

– О сатирическом подходе к любви! – жёстко произнесла Клодина, встав с кресла.

– Это же просто шутка! Так сказать, сатира шустрого сатира, – принялся оправдываться Базиль.

– Хорошо, что не сало хитрого русала! Тебя не было несколько дней! Кромешники перетрясли весь город, но ты где-то скрывался! – продолжала Клодина.

– Скрывался, и что?! Причём здесь связь с нимфой? – пожал плечами Базиль.

Женщины часто закатывали ему сцены ревности, и это обычно очень утомляло и раздражало, но сейчас эффект был совершенно иным. Ему было приятно слышать все эти упрёки, потому что, слушая их, он не отрывал глаз от алых губ Клодины, мечтая о поцелуе.

– Так, значит, связь всё-таки была?! – торжественно и мрачно, как строгая судия, произнесла Глава Пыточного Следствия и взмахнула веером, видимо, подавая какой-то знак статуе.

Повинуясь своей госпоже, мраморная нимфа схватила Базиля за горло, намереваясь задушить.

– Клодина! – прохрипел Базиль, даже не пытаясь сопротивляться. – Это всё ни к чему, ведь я и так умираю!

– Что?! – растерянно спросила мадмуазель де Нозиф, дав статуе сигнал остановиться.

– Умираю! – повторил оборотень, безвольно повиснув на руках мраморной нимфы.

У Клодины в груди болезненно сжалось сердце. Она подумала о том, что Базиля могли смертельно ранить в той схватке с призрачным воронами. Возможно, он отлёживался где-то, страдая от ран, и теперь пришёл сюда, истекая кровью, чтобы последний раз прочитать её послание! Страх потерять лохматого красавца навсегда поборол в ней желание вывести его на чистую воду. В конце концов, он же вернулся к ней, значит, возможно, что она для него важнее всех мятежников и краденых гримуаров! Клодина подошла к Базилю совсем близко и встревоженно взглянула на него.

– Что с тобой случилось?! Отчего ты умираешь?! – спросила она, стараясь не показывать волнения, но скрыть его было невозможно.

– Конечно, от любви к тебе! – сказал Базиль, одарив её ослепительной клыкастой улыбкой.

– Шут! – с притворной обидой сказала Клодина, слегка хлопнув его веером по лбу (рядом с Базилем даже это грозное оружие в её руке словно теряло силу).

Мадмуазель де Нозиф позволила наказанной душе покинуть мраморную тюрьму. Разговоры влюблённых должны были проходить тет-а-тет.

–