Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее он плыл между эгейскими островами, останавливаясь время от времени, чтобы осмотреть какой-нибудь храм на вершине холма, пока не показался Крит, гнездо пиратов. Дальше открытое море, но до устья Нила уже недалеко.
Египетский фараон, который был по национальности македонцем, принял капитана из Пунта, наполовину перса, наполовину анатолийца, милостиво. Как все цивилизованные люди, они разговаривали друг с другом на аттическом греческом языке. Во время своего пребывания Арпад получал множество приглашений от культурных людей: город кишел философами и географами, так же как богами и проститутками. Сам Понт был достаточно экзотичен, чтобы о нем можно было говорить несколько вечеров – греко-персидско-азиатское царство на берегу Черного моря, источник леса, минералов и фантастически красивого мозаичного стекла. И все слышали о его царе, великом Митрадате, который сел на трон в двенадцать лет, вынужден был бежать от узурпаторских планов своей матери и брата, годами жил как охотник в горах, пока не вернулся, чтобы отобрать свое наследие. Но Митрадат Евпатор [Прозвище царя, буквальное значение «рожденный славным отцом» – Прим. пер.] не удовлетворился полученным троном; казалось, он хочет завладеть всем Востоком. Он нападал на каппадокийцев, галатов, армян, и ни один из соседних царей не мог чувствовать себя спокойным. Он пробился на восточный берег Черного моря и захватил Колхиду Золотого Руна. Он отбросил на север диких скифов, и греки из Киммерийского Босфора признали его своим освободителем и повелителем. Теперь его царство доходило до самого темного края мира мимо Меотийского озера, или Азовского моря, или как его еще называют. Дальше на север только варвары, пока не достигнешь ночи и ледников Ультима Туле! [Ультима Туле – в представлении древних край земли. – Прим. пер.] Что может замечательный капитан Арпад рассказать нам о таврических провинциях царства? Сохранились ли в Колхиде какие-нибудь следы посещения Ясона? Считает ли он, что война с Римом, который сейчас владеет большей частью эгейского побережья Азии и жадно смотрит на восток, будет войной на смерть, или это будет цивилизованная война, на которой решаются пограничные проблемы и захватываются рабы для продажи?
Поэтому пребывание Арпада было очень приятным, и уплывал он с сожалением. Но сейчас начало лета, и скоро пассаты сделают плавание на восток и морскую торговлю почти невозможными.
По какой-то случайности – или по злой воле Аримана [Ариман – в иранской мифологии – верховное божество зла. – Прим. пер.], как шептали матросы, – они столкнулись с сильным западным ветром, который, не ослабевая, дул час за часом и день за днем: они шли на север только на шестах и веслах, пытаясь не сойти с курса и не приближаться к Сирии, небо затянули тучи, необычные для этого времени года, и порывами шел холодный дождь. Узнав над волнами туманные очертания острова Родос, Арпад решил переждать здесь непогоду.
Он видел другую галеру, пробивающуюся сквозь дождь и пену. На ней был безрассудно поднят парус, не было весел, и все порты закрыты. Арпад приказал подойти поближе. Этот дурак капитан разобьется о берег.
Необычный и неустойчивый курс незнакомой галеры говорил ему, что на ней не хватает экипажа. Выглядит галера италийской, небольшая, старая торговая баржа, но все равно – Арпад послал человека наверх, чтобы тот поговорил с впередсмотрящим в вороньем гнезде. На палубе другого корабля видны только три человека. Двое сражаются с реями, пытаются повернуть их так, чтобы корабль не несло на берег. Третий стоит у привязанного рулевого весла. Корабль идет неуклюже, низко сидит в воде, время от времени волны обрушиваются на его палубу. Галера медленно тонет.
Арпад рассматривал различные возможности: спасение матросов и стоимость корабля.
– Приготовиться на палубе! – приказал он.
Даже при сильном волнении опытный экипаж поставил корабль рядом с галерой и перебросил крючья. Вооруженная группа окружила троих и провела на палубу понтийской галеры. Арпад приказал отвести их в свою каюту. Они стояли, с них на ковер капала вода, а Арпад тем временем снимал собственный влажный плащ. Только потом он стал внимательно их разглядывать.
Они стояли с каким-то усталым вызовом среди четырех обнаженных мечей. Лампа, свисающая с цепи, показала, что они одеты в тряпки. Но это не обычные моряки. Один из них, рослый сильный рыжебородый мужчина, с широким лицом, говорящим о сарматских равнинах. Еще молодая женщина; у нее по греческим худосочным стандартам была бы хорошая фигура, если бы женщина не исхудала так сильно; волосы у нее подстрижены, как у мальчика, и руки окровавлены от работы с канатами и рычагами. Самый необычный из них – варвар с желтыми волосами, выкрашенными черной краской, и со знаком солнца на лбу. Он выглядит диким царем, но стоит отчужденно, как пустынный отшельник, не проявляя интереса к тому, кто его захватил, и к тому, что его ждет.
На спинах у обоих мужчин рубцы от хлыста; у рыжего на руках шрамы от наручников. Значит, это рабы. Женщина, несомненно, тоже. Их оружие лежит у ног Арпада: ржавый длинный меч, топор и кувалда с железной головкой.
– Говорите по-гречески? – спросил Арпад. Его знания латинского языка ограничены.
– Я говорю, – сказала девушка. Ее глаза – не часто встретишь глаза такого фиолетового цвета, да еще длинные ресницы; в сущности это ее лучшая черта – пусты от усталости и широко раскрыты от тревоги, но она смотрит на Арпада не дрогнув. – Что это за корабль, и кто вы такой?
– Как беглые рабы разговаривают с понтийским вельможей! – воскликнул Арпад, но не зло. – На колени и молите, чтобы вам сохранили жизнь; это было бы более правильно.
– Эти люди не рабы, – сказала она. – Они вожди, возвращающиеся домой.
– А ты? Послушай, не серди меня. Корабль, на котором только три раба. Об остальном я могу догадаться сам. Говорите, как вас зовут и как все это произошло.
Она сказала – гордо, но устало:
– Я всего лишь Фрина, но стою рядом с Эоданом из Химмерланда и Тьёрром из рук-анса.
– Этих я знаю, – сказал Арпад.
– Это долгая история. Они пенники войны, завоевавшие свободу, победив римский
