– Что есть у тебя? – вполоборота повернулся к нему тот.

– Нет у меня к тебе личного, – чеканя слова, продолжил Арслан. – И по делам твоим я не заинтересован. Произошла беда из-за этого… шакала, – он указал на меня пальцем. – И это моя беда, беру на себя вину. Но только и ты знай, что это мой шакал. На меня работает. Его идея была – чтобы со своими долгами расплатиться на твою племянницу влезть. Так он предложил. Женюсь, сказал, деньги отдам. Я ее из-под него вытащил, чтобы он в ум вошёл.

– Что ты скажешь? – перевел на меня тяжелый взгляд Соловей.

– Врёт, – коротко ответил я, теряя самообладание, потому что разговор скатывался в неприятную для меня сторону.

– Мой человек с ним ходил всегда, чтобы помогать его дела с ней настраивать. Ибрагим зовут, почему не здесь сегодня, не знаю, не обессудь. Но его спросить надо –  всё про этого шакала скажет, как было.

Соловей повернулся ко мне, выжидательно молча. Выхода для меня из этой ловушки не было, я мог только дальше и дальше скатываться во враньё. Но я уже так далеко зашел, что обратной дороги не было видно. И я ринулся в омут этого вранья с головой.

– Что ты ещё придумаешь, чтобы свою шкуру спасти? Ибрагим со мной ходил, чтобы я от твоего долга не ушел. Который ты мне организовал. А про девушку, ты ее дяде расскажи, как она у тебя очутилась.

– Надо было тебя, гниду, с самого начала раздавить, – через зубы процедил Арслан.

– Гнида у тебя в зеркале, – не смолчал и я.

Арслан скрипнул на меня зубами, еле сдерживая ярость.

Соловей молча оглядел присутствующих, и резюмировал:

– Я хочу арбитраж. Чингиза попросим. А Ибрагима твоего сперва пораспрашиваем, и от его слов решать будем.

Мир полон опасностей и неопределённостей. Мы научились обходить это знание и жить в окружении понятного и, зачастую, приятного. Но иногда суета мира подходит к границам наших воображаемых крепостей и заставляет обратить на себя внимание. Почему-то, понятнее всего это становится в горах или в простом туристическом походе, когда ночью сидишь около костра. Отбрасываемый костром свет формирует для присутствующих иллюзию комнаты, где стенами является темнота мира. И вот тогда становится понятно, что наш мир это и есть то место, которую мы, с помощью нашего света, отбиваем у темноты. А откуда появляется тот свет, что называется дружбой, решаем мы сами.

Я лежал головой у Алины на коленях и пытался сосредоточиться на хоть какой-нибудь стройной мысли, но тревога и муть забивали мыслительный процесс абсолютно, не давая мыслям пробиться сквозь суету воспоминаний последнего дня. Над искусственной каминной полкой (какие в квартирах камины?) невнятно бормотал включенный телевизор, пытаясь сеять если не доброе и вечное, то как минимум, тупое и вечное. Шли какие-то семейные разборки, с оскорблениями и почти рукоприкладством. Всё, как в реальной жизни. Как говорится, всюду жизнь.

– Так не пойдёт, – Алина перебирая пальцами, гладила меня по волосам. – Дядя Вова ничего не рассказывает, ты ничего не рассказываешь. Ибрагима только не хватает. Чтобы он ничего не рассказывал. Это не честно. Меня это касается не меньше, чем тебя. Колись давай, – она требовательно подёргала меня за волосы.

– Ибрагима не хватает, – повторил я за ней, – чтобы он ничего не рассказывал. Если бы ты знала, насколько ты точна, то удивилась бы.

– Если не знаешь, где он, позвони ему, – она от удивления моей недалёкостью даже пожала плечами. – Телефоном пользоваться умеешь?

– Звонил. Конечно. Трубку не берёт.

– Заедь к нему домой. Ты же знаешь, где он живёт?

Я тоже пожал плечами.

– Хорош родственник, – она непритворно удивилась. – Самому не стыдно?

– Не то слово, – согласился я. – Мне очень надо с ним переговорить сейчас. И вдруг такой возможности нет. Плохо.

– Мне расскажи, – Алина требовательно подёргала меня за нос. – А то знаешь, любопытная Варвара нос оторвала.

– Не расскажу. Мне понятно, что ты будешь недовольна, как минимум. Нет. Потом расскажу, не сейчас. Еще одного фронта я не вынесу.

– Это не честно, – обиделась Алина и спихнула мою голову с колен. – Мало того, что ты ходишь тут, как пыльным мешком ударенный, так ещё и ничего не рассказываешь.

– Аля, я обещаю всё тебе расскажу, дай только этой мути разойтись немного. Я знаю, поверь мне, если я сейчас всё объяснять начну, никому от этого легче точно не станет.

– Ну и храни свои секреты, как бабушкин сундук, – Алина подобрала под себя ноги и демонстративно отвернулась.

– В одном ты точно права, лежать, как мешком ударенным нет смысла. Кофе будешь?

– Буду, – рассерженно повысила голос Алина. – На кухне сам всё найдёшь.

Беглый осмотр шкафчиков не помог мне обнаружить турку, хотя молотые зерна и сахар я нашел мгновенно.

– Где турка? – крикнул я в коридор.

– Кроме тебя и Ибрагима, турков тут не было, – последовал недовольный ответ.

– Тебе деньги надо юмором зарабатывать, на эстраде, – резюмировал я. – Я ищу турку для варки кофе.

– Нет ее уже пару месяцев, забыла на огне.

– Я подозревал. Как мне кофе варить? В сковородке?

– Кофе со сковородки я ещё не пробовала, интересно. Но если это тебя так сильно тревожит, можешь воспользоваться ковшиком.

– Согласен, – я вернулся на кухню и нашёл этот пресловутый ковш. Налил пару чашек воды из фильтра, и сразу же насыпал в воду пару ложек кофе с горкой, и три ложки сахара. Поставил на огонь и, слегка помешивая, начал ожидать первого закипания.

Кофе варить я научился у араба, в армии, как бы странно это не звучало. Его с другими прислали к нам перенимать кое-какой опыт. Ну и мы соответственно кое-что переняли. Кофейная гуща слегка взбухла, подогреваемая снизу огнем и, образовав первую пену, уже собиралась булькнуть первым пузырьком, как я мгновенно снял ковш с огня. В этом и секрет превосходного кофе и не менее превосходной пенки – не дать кипеть.

Алина, отхлебнув из чашки, поданной мной, сделала круглые глаза и подняла вверх большой палец.

– Сам знаю, согласен, – скромно согласился я.

– Ты прямо самородок какой-то, – она сменила гнев на милость и одарила меня комплиментом.

– Да нет, – продолжал скромничать я. – Секрет дружественного араба. Кофе это межнациональный такой язык. Все понимают.

– А компот? – подыграла она. – Или кисель?

– А компот не все. Тем более кисель. А вот угощение американца квасом это отдельный процесс. Они думают, что мы так кока-колу переделали. Или скажем, пиво. Была интересная история, когда мы с парнями пытались арабов угостить пивом с вяленной воблой. Пиво они втихаря у дома у себя употребляли – алкоголь же, у них нельзя. А вот вяленную нашу воблу они с ходу забраковали, как протухшую. Даже ни кусочка не попробовали, а только нюхали ее издали и нас пытались остановить от ее поедания. Один – Дауд его звали – клялся, что на море вырос, рыбу ел и знал во всех ее проявлениях, но вяленная наша, по его уверениям это просто тухлятина. Так и не попробовали они.