Она рассмеялась.

– Я ждала риелтора и приготовила все, что он просил. Так мы сядем в эту же машину или по всем правилам политического детектива возьмем другую?

Мартынов покачал головой и махнул водителю бежевой «шестерки» – «уезжай!». Тот недоуменно пожал плечами и включил передачу. Было бы сказано. Парочка расплатилась, но вышли они не у Центрального рынка, а у Сбербанка. Их дело…

И только сейчас, остановив у самого входа в банк машину, Мартынов впервые упомянул обкомовские дачи – вотчину Холода. Пусть теперь сыскари отслеживают маршрут! Микроавтобус, скорее всего, уже найден. Но сколько у них времени уйдет на поиск транспортного средства, увезшего Мартынова и Машу от «Тойоты»? А если и найдут, то какой пункт назначения он им назовет? Банк? Ну, выяснится – Макарова сняла со счета сорок восемь тысяч рублей и закрыла его. И что дальше?

Тут же, в подвернувшемся магазине по продаже сотовых телефонов Андрей купил две трубки и зарегистрировал их на свободное от подозрений имя Деснина. Выйдя на улицу, он набрал Машин номер, ввел его в память телефона без имени и заставил Машу сделать то же самое. Регистрационные документы вспыхнули от зажигалки и погрузились в урну.

– Не забудь PIN-код, дорогая, – улыбнулся он Маше. – А не то возникнут серьезные проблемы как раз в тот момент, когда они вовсе не обязательны.

– Интересно, Максим Деснин, – заметила она, – как ты теперь сможешь воспользоваться своими счетами в России и в Америке?

– Для этого существуют счета на предъявителя. Я вижу кафе… Но в помещении нам делать нечего, рядом с крыльцом жарится мясо на шампурах…

С веером шампуров Мартынов отошел от мангала и тут же принялся останавливать такси.

– Первый раз в роли альфонса, – сознался Андрей, вгрызаясь в шашлык на заднем сиденье. Водитель был не против такого обеда, лишь бы жир не капал на чехлы да сок не лился на коврики. – Доедем до Семы, я отплачу – отдохнем и выспимся по-королевски.

Выспаться им, равно как и отдохнуть, не пришлось. Еще за двести метров до кованой ограды дома Холода Мартынов вдруг попросил водителя не подъезжать к воротам. Быстро выйдя из машины, он утянул за собой Машу и завел в тень раскинувшегося в соседней ограде вяза.

– Ерунда какая-то.

– Ты о чем? – Маша уже ничему не удивлялась, а просто машинально задавала вопросы.

– Во дворе Холода стоит черная «Волга».

– У тебя мания преследования, Мартынов! И, вообще, ты странен и тем пугаешь меня. То людей начал бить ни с того ни с сего, то черные «Волги» тебя в ступор вводят! Господи, да ничего не происходит! Ну, приехал кто-то к человеку…

– Люди, которых Холод рад был бы видеть, на черных «Волгах» к нему не ездят, – проведя пальцами по двухдневной щетине, пробормотал Мартынов. – И никто из тех, кто живет в этом месте, вот уже лет пятнадцать как на черных «Волгах» тоже не ездит. Потоскуй-ка минутку в одиночестве…

Отделившись от стены, он медленно пересек улицу и приблизился к ограде дома, стоящего на другой стороне. Через минуту он вернулся и сел на лавочку рядом с Машей.

– Я же говорю – ерунда какая-то. На крыше машины штыревая антенна высотой два метра. Это рация. Ночью моросил дождь, дорога влажная, наша обувь грязна, колеса же этой чернявой влажны только с внешней стороны. Протектор шин снизу сух. Машина стоит на этом месте около суток. В кабине скучает парень с журналом. Мне это не нравится.

– Что парень скучает с журналом – не нравится?

– Мне все не нравится.

Первое время их знакомства, еще три недели назад, Маша думала, что Мартынов таким образом нагоняет жути, чтобы казаться значимее. По мнению некоторых мужиков, чем больше они имеют серьезных врагов, тем больше это должно нравиться женщине. Разыгрывать на пустом месте осторожность и ум – беспроигрышный вариант. Спустя уже несколько суток после первого знакомства девушка поняла, что Мартынов не старается выглядеть интереснее, чем есть на самом деле, а наоборот. В беде он ведет себя простецки, но это результат того, что он хорошо к ней приготовился. И настоящих врагов у него даже больше, чем он мог бы нарисовать перед ней мнимых, прими он такое решение.

Сейчас же, зная, в какой переплет Андрей попал после их прощания в Ордынском, Маша стала беспокоиться относительно его здоровья. Врачом она не была, но тонким женским чутьем, наитием, а не разумом, почувствовала в Мартынове серьезные перемены. Амнезия не проходит бесследно. Последние часы нахождения рядом с ним она чувствовала все признаки того, что в медицине именуется «манией преследования». Он, конечно, не рисовался. После того что уже случилось, в этом не было никакой необходимости, да и Мартынов был – она уже знала точно – не из тех, кто опускается до такого минимума в стремлении завоевать сердце избранницы. Да и зачем это было бы нужно? Разве не очевидно, что Маша любит его до беспамятства?!

Сейчас же она была встревожена. Мартынов увидел черную «Волгу». Да, понятно, даже детям понятно – на таких ездит прокуратура и милиция. Но если в каждой черной «Волге» узнавать прокуратуру, а в каждом аккуратно стриженном молодом человеке в джинсах и кожаной куртке видеть опера, то лучше уж не ездить по городам и весям, а сидеть дома.

– Андрей, а ты не думал о том, что кто-то из продажных функционеров МВД мог приехать к Холоду и просто загулять?

– Маша, ты бы смотрела поменьше сериалов… Это гулянье может закончиться тем, что один не доживет до пенсии, а со второго на воровской сходке сшибут корону, – он прервался и посмотрел ей в глаза. – Прости, я совсем забыл, что ты вряд ли понимаешь, о чем я говорю. Но тебе придется посидеть здесь еще минутку.

Она не успела опомниться, как Мартынов снялся с лавки, как коршун с телеграфного столба, и стал удаляться в сторону дома Холода.

– Бред какой-то, – со страхом наблюдая за знакомой походкой, прошептала Маша. – Еще три недели назад я даже понятия не имела, за что могут сбить корону…

Обойдя дом, Мартынов посмотрел на камеры, контролирующие доступ к ограде. Всего их было четыре, и располагались они в точном соответствии с принципами расстановки часовых на зоновских вышках. Любой из участков местности контролировался какой-то из камер-вертухаек.

Улыбнувшись, Андрей прижался к стене спиной и стал двигаться под одну из камер. Ее не отвлечешь изнутри разговором, оптика – бесстрастный наблюдатель. Да и некому наблюдать. Но разве является это преградой для того, кто часть жизни провел в лагерях? Эти привычки не забываются, как не забывается первая любовь и первый опыт разбитого носа.

Камеру не уговоришь и не обманешь, с часовым проще, у него есть мозги, которые всегда можно запудрить. Но зато камера ни за что не сможет перегнуться через ограждение вышки и рявкнуть: «А это что за падла там затихарилась?!» У камеры свой сектор контроля, от которого она не отойдет ни на секунду, ни на сантиметр.

Мертвая зона. Притча во языцех. Она, расположенная меж сектором обзора зеркала заднего вида и сектором обзора зеркала внутри салона, может стать на скоростном шоссе причиной гибели. А может и явиться спасением в ту минуту, когда мент заглядывает в окно, а ты сидишь под подоконником.