взглядом, обещающим строптивую покорность, показывая, как сильно хочу его. Я знала и играла с ним в те игры, которые он научил меня играть. Способная ученица впитывала все запреты, чтобы нарушать их и убеждаться, что ей это позволено, потому что нарушает их с ним, а у Владимира не было запретов. С ним можно всё. С ним я запредельно высоко и далеко от всех.

Я видела, как, сморщив брезгливо носы, жены руководителей смотрят на меня, сидя за одним столом с агентом. Слышала, как шепчутся за моей спиной и замолкают, едва Владимир бросал на них тяжелый, как свинец, взгляд. Я на себе испытала силу этого взгляда. Когда, глядя из-под длинных ресниц, он молча приказывал опуститься на колени или раздеться.

Мне нравилось дразнить монстра, мне нравилось видеть, как он сатанеет от страсти и хочет МЕНЯ. Да, меня. Не многочисленных шлюх, доступных ему по щелчку пальцев, а меня. Иногда я все же дрожала от страха, потому что позволяла себе заиграться и видела, как сверкают в синих глазах тонкие зигзаги молний, отскакивая от поверхности металла, которым он будет наказывать мое тело изощренной лаской, оставляя на нем очередные автографы нашей страсти.

* * *

На глаза легла горячая ладонь, и я резко выдохнула. Вернулся! От радости сердце забилось о ребра, и я не сдерживала эту ненормальную пульсацию счастья. Я отдавала её ему. Чтобы знал, насколько рада его возвращению. В мозг ворвался тихий вкрадчивый голос:

«Шрамы — не просто напоминания, Мила… Шрамы — это материальная форма боли. И каждый раз, прикасаясь к ним кончиками пальцев, ты не просто вспоминаешь, как я их наносил тебе… Балансируя на тонкой грани безумия, ты представляешь, где в следующий раз я захочу ласкать тебя остриём металла…»

Откинуть голову ему на грудь, наслаждаясь запахом, который врывался в легкие толчками ядовитого кислорода.

«Представляю… нарушая твой запрет…».

Рывком развернул к себе и зарылся пятерней в мои волосы на затылке, шумно втянул мой запах и закрыл глаза, заставляя застонать от восторга, провел большим пальцем по нижней губе, оттягивая ее вниз.

«Ты же понимаешь, что теперь ты покажешь мне, КАК ты его нарушала… Радуйся тише, маленькая… Наказаний нужно бояться».

Улыбаюсь, жадно приникая к его губам и обнимая сильно за шею. Он не говорит, что скучал, а я читаю это в его глазах, вижу по пыльной одежде, которую не сменил, а сразу пришел ко мне.

«Я хочу бояться… заставь меня»…

«Можешь в этом не сомневаться»…

* * *

От звука хриплого голоса по телу прошла волна тока. Обостряя все чувства, заставляя моментально испытать дикую жажду, посмотрев в глаза Владимира, увидев там обещание… нет, не Рая. Он никогда не обещал мне Рай. Обещание адского наслаждения. Голодный. Принес этот голод мне, чтобы утолить со мной. Стало трудно дышать.

Запястья обвивает веревка, впиваясь в кожу. Беспомощная, и в то же время с той самой властью, отражающейся в его безумном взгляде. Он любуется произведением искусства, живым холстом, растянутым посредине спальни, все еще в обертке-одежде, едва доставая носками до пола, извиваясь на веревке, протянутой через ажурную, бронзовую балку под потолком.

Доверяю ли я ему настолько? Страшно ли мне? Но вопрос не в доверии, а в желании получить от него всё и позволить забрать тоже всё. Я зависима от того чувственного наслаждения, которое Владимир выбивал из моего тела, выжимал, вместе с болезненными оргазмами, стонами и криками. Он научил меня отзываться на призыв мгновенно. И, глядя сейчас в его черные зрачки, я знала, что буду кончать, и буду кончать от того, что он собрался сделать со мной. Скоро я не смогу дышать, только задыхаться.

Сделал несколько шагов ко мне и демонстративно втянул мой запах. По телу прошла дрожь возбуждения от того, как затрепетали его ноздри. Хищник… отлично знает, как на меня действует. Ущипнул за твёрдый сосок, и мне показалось, я уже готова взорваться. Наклонился к груди и прикусил другой, заставляя взвиться от возбуждения и сжать губы, чтобы не застонать. Скользнул рукой под подол юбки и сорвал трусики, сунул в карман. Я нервно сглотнула, вздернула подбородок. И это он знает… знает, как мне нравится его власть надо мной, как это сводит меня с ума.

Я тоже научила его, что боль может нравиться. Не только ему, а и мне тоже. Потому что Владимир никогда не отдавал только страдания, он смешивал адский коктейль из нежности, жестокости, грубости и утонченной, изысканной ласки. Иногда шептал на ухо слова, от которых закрывались глаза и дрожали ресницы, а потом вдруг резко грязные ругательства и снова нежно, и ласково… Бешеный контраст.

— Моя сладкая малышка! — не сдержался, набросился на мой рот, зарывшись рукой в волосы, прижимая к себе и углубляя поцелуй, вторгаясь, проводя языком по зубам, дразня нёбо, кусая губы. Это уже секс, то как он целует меня, намеренно совершая во рту толчки языком, вызывая острые ассоциации, заставляющие влагу стекать по внутренней стороне бедер.

Почувствовала властную руку на затылке и застонала, жадно отвечая на поцелуй изнывая от желания, чтобы он взял меня сейчас. Но понимала, что нет, не возьмет, эта пытка будет длиться так долго, пока Владимир не решит, что хватит. Он отпрянул от моих губ, и я разочарованно всхлипнула.

— Скучала по мне, девочка? Голодная?

Нет, не скучала, я с ума сходила, когда не чувствовала его присутствие хотя бы час. Несколько дней были пыткой, разбавленной мучительной бессонницей, когда уснуть можно только под биение его сердца под щекой.

— Да, — опуская ресницы, — очень скучала… очень голодная…, — щеки вспыхивают от собственной дерзкой откровенности.

Открыла глаза и смотрю на него затуманенным взглядом, уже пьяным от ожидания.

Веревки впиваются в запястья, распятая, задыхаюсь от нетерпения и сумасшедшего желания, чтобы прикоснулся. До боли налилась грудь и напряглись соски. Запрет вламывается в сознание. Молчать. Только чувствовать и вдыхать его запах. Вздрогнула, когда снова ощутила прикосновение ладони, на груди, намеренно задевает напряженный сосок, а потом его горячий рот на самом кончике, через материю. Дернулась, выгнулась за лаской и почувствовала, как рука Владимира скользнула ниже по животу, к скрещенным ногам. От предвкушения пересохло в горле.

Коснулся ткани юбки и удовлетворённо усмехнулся

— Моя девочка мокрая…. Уже хочешь меня, Мила!

Погладил через ткань, с силой прижимая ладонь к складкам плоти. Другой рукой продолжая ласкать грудь. Разодрал блузку от горла до пояса, и кожи коснулась прохлада, заставляя соски сжаться еще сильнее, умоляя о ласке и извиваться на