– Ну ты смотри, как хорошо-то. Быстро тебя родственник разыскал, – сказал охранник. – Видно, местный? Здесь все плутают. Счастливо доехать!

– Как вы… то есть ты меня нашел? – спросила Маша, забравшись на переднее сиденье.

– Да элементарно, – улыбнулся Саша. – Пристегивайся… – Он дал задний ход, развернулся, и «Форд» покатил по уже знакомой Маше тряской дороге. – Посмотрел в инете, где под Москвой санатории для инвалидов по зрению, один, вижу, на тридцать седьмом километре, а магистрали вечером свободны.

– Но как вы… ты эту дорогу выискал? Тут ведь лес, глушь… И никаких указателей, наверное, нет.

– А навигатор на что? Задал нужную точку – и погнал. Штрафов за превышение скорости придет целый короб, – подчеркнул он с некоторым самодовольством. – По числу камер, мимо которых я проехал! Мы с твоей мамой только-только открыли бутылку – ну, то самое, второе коллекционное, «Мускат» урожая тысяча восемьсот девяносто шестого года, – и как раз она тебе дозвонилась… Повезло мне, что я его пригубить не успел.

«Мне тоже», – подумала Маша.

– Прямо не судьба мне его попробовать… Смешно! Слушай, но ты-то как сюда попала?

Маша рассказала про идеомоторную тренировку, про захолустную автобусную стоянку и автобус без турникета. Про чернокнижника, даму с гигантскими глазами и косматого подмигивающего дедушку. И про то, как собралась ночевать в сторожке на табуретке. Саша очень веселился и местами покатывался со смеху:

– С тобой не соскучишься! Еще один незабываемый вечер! Это круче, чем коллекционное вино!

Трясучка закончилась, пикап вынырнул на цивилизованную дорогу. Фонарей по сторонам, правда, не было; единственными признаками цивилизации служили дорожные знаки, которые лучезарно вспыхивали в свете фар, да редкие встречные машины.

– Я тоже однажды ночевал на табуретке, – сказал Саша. – В отделении милиции!

– Когда? – перепугалась Маша. Вспомнила, как мама предрекала Саше неминуемый арест, если он в джинсах, залитых «Массандрой», сунется в метро.

– Давно, – ответил Саша. – На первом курсе института. Я тогда хотел стать байкером. Знаешь байкеров?

– Это мотоциклисты?

– Это поклонники байков, – кивнул Саша, – то бишь мотоциклов. История моего байкерства – это песня! Готовиться к нему я начал в девятом классе. Первым делом стал отращивать волосы. Чем длинней они становились, тем сильней меня пилили в школе. Тогда длинные волосы у парней считались криминалом. Но школа у нас была ничего, нормальная, попилили-попилили и махнули рукой. Еще нужна была специфическая одежда. Для байкера прикид – это почти так же важно, как сам байк. Как говорится, байкер одевается дольше, чем прогревается его мотоцикл. Короче, пока волосы росли, я собирал гардероб!

– Деньги копил, – кивнула Маша понимающе. Она отлично помнила, как сама сколотила капитал, когда нужно было купить платье для выступления.

Саша помотал головой:

– Деньги копить было бессмысленно, потому что тогда днем с огнем было не сыскать того, что требуется для байкера. Например, косуху. В магазинах они не продавались, только если кто-нибудь из-за границы привозил. А так косух в стране не было. Зато у меня был дед! Он у нас крутой: служил в саперных войсках и в конце войны, в сорок пятом году, участвовал во встрече на Эльбе. Тогда наши войска встретились с союзниками-американцами, и остатки немецких войск раскололись надвое. Дед с американскими солдатами подружился, побратался, и кто-то ему подарил на память летную куртку. Рукава длиннющие: закрывали кисти, даже если садишься и вытягиваешь руки вперед. Такой специальный покрой – чтобы рукава не задирались, потому что летчик в кабине всегда сидит. И главное, у куртки была косая молния! Так что на дедову косуху я сильно рассчитывал. Сверху на нее полагалось надевать жилетку. Ее я собственными руками сварганил из старых джинсов. Два месяца шил! И еще два месяца украшал ее нашивками: разными символами. Это целая философия – байкерские символы, но я тогда понятия не имел, что они означают, и нашивал их просто для понтов. Например, три разноцветные полоски на спине – это «калорз», цвета мотоклуба, к которому принадлежит байкер. Но в стране никаких мотоклубов не было, первый появился года через два-три. Еще есть такая нашивка: «1 %». У нее своя история. Однажды в Америке президент Мотоциклетной ассоциации заявил, что все байкеры – законопослушные граждане, и только один процент из них «аутло» – которые нарушают закон, типа отверженные. Это многим не понравилось, потому что скоростной режим байкеры уж точно нарушают, иначе они вообще не байкеры. С тех пор многие стали нацеплять на себя этот «один процент». Мы, дескать, нонконформисты, живем по законам мотоклуба и соблюдаем неформальные традиции… Другая нашивка – череп. Символизирует бесстрашие перед лицом смерти. Или защиту от смерти. Существует поверье: когда приходит Смерть, она оставляет на умершем свой знак – череп. Но если на человеке есть этот знак, Смерть думает, что она здесь уже была, и человека не трогает. Еще я накалякал фломастерами на жилетке флаг Конфедерации, красный, перечеркнутый крест-накрест синими полосками со звездочками. Это один из флагов Гражданской войны в Америке, что он означает – до сих пор не знаю. Огромной проблемой были байкерские штаны. Но и тут мне подфартило, и опять по родственной линии. У моей троюродной сестры черт знает откуда были черные кожаные шаровары. Она в них на картошку ездила, пока училась в институте, – это называлось «практика». Сестра старше меня на пять лет, и как раз когда я заканчивал школу, она заканчивала институт. Штаны ей стали ни к чему, и я их себе выпросил. Потрескавшиеся, потертые, на коленях пузыри… Вот счастье-то! У байкера штаны не должны быть новыми, сейчас их даже специально делают с «эффектом старения». Бандана тоже была проблемой. Настоящая байкерская бандана – кожаная. Если повязал ее на голову – значит, принадлежишь к братству байкеров. Привяжешь к ручке сцепления – значит, тебе нужна помощь, особенно если стоишь на обочине. Если привяжешь ее на руль справа или на тормозную ручку – ищешь компанию для путешествия. Ну, и так далее… У меня кожи никакой не было, пришлось долго и мучительно шить бандану, как лоскутное одеяло, из остатков джинсы, которую я раскроил для жилетки. Кожаных сапог тоже не было, и я купил в обувном магазине самые тяжелые ботинки из тех, что были. Ходить в них было здорово – громыхали, как каменные.

– Ну а мотоцикл у тебя был? – спросила Маша.

– Зришь в корень, – усмехнулся Саша. – Мотоцикла не было. И не пахло! И я решил, что пока побуду байкером без мотоцикла. Но мне привалило счастье. У двоюродного дяди – отца той троюродной сестры, у которой я отхватил кожаные штаны, – сломался мотоцикл «Днепр». Капитально сломался, чинить его оказалось дороже, чем покупать новый. Дядя хотел сдать его в металлолом, я еле успел его перехватить. Целый год ремонтировал и переделывал в чоппер.

– А что такое чоппер?

– Мотоциклетный стиль. Удлиненная рама и передняя вилка – то есть высокий руль, а на переднем колесе нет крыла. Вообще мотоциклы, собранные вручную, – самые уважаемые. Такие же были у двоих моих друзей, они тоже готовились в байкеры. Мы назубок выучили, каким должен быть настоящий байкер. Когда он объясняет, как и куда проехать, расстояние измеряет светофорами. Разгон до сотни километров в час за шесть секунд вызывает у него издевательский смех, сто в час – это скорость на первой передаче, при которой можно переключаться на вторую. Ехать по городу со скоростью шестьдесят километров в час для байкера называется «тошнить», объехать МКАД он может на сорок минут… Ну и тому подобные премудрости.