Игорь шел по «Артеку», как когда-то шел поМоскве Антон Городецкий.

А мне, его исконной противнице, хотелоськричать — «что же ты делаешь?»

Антон обыграл Завулона не потому, что собралбольше всех Силы. Все равно Завулон был сильнее.

Антон сумел ее правильно употребить…

Сможешь ли ты?

Я не хочу твоей победы. Я люблю лишь себя. Ночто же делать, если ты стал большей частью меня? Как удар молнии пронзил моюжизнь?

Игорь собирал все. Каждую капельку светлойэнергии, что была вокруг. Он нарушал все законы и соглашения, он ставил накарту все — и свою жизнь в первую очередь. И не только потому, что был полонжелания защитить человеческих детенышей от злой ведьмы.

Ему тоже не хотелось жить. Вот только вотличии от меня он готов был жить для других. Раз уж так надо…

Последним он взял Силу у Макара.

Я давно чувствовала на себе взгляд мальчика.Тоскливый взгляд мальчишки, влюбленного во взрослую женщину. Тоскливый… полныйпрощальной грусти.

Это не та грусть, которую можем использоватьмы, Темные. Это светлая грусть.

Игорь выпил ее до дна.

Он перешел все рамки. А я даже не моглаответить ему тем же — меня держало обещание, данное Завулону, держал давнийпроступок.

И еще — безумная надежда, что он поступитправильно. Что мой враг победит, и значит — я тоже не проиграю.

А в небе медленно умирал солнечный диск. Детямуже наскучило глазеть на него через стеклышки, дети барахтались в море подстранным призрачным светом, который двум Иным на пляже напоминал Сумрак.

Я повернулась к Игорю, и поймала его взгляд.

«Уходи», — беззвучно шепнули его губы. «Уходи,или я убью тебя».

«Убивай», — беззвучно отозвалась я.

Я — Темная.

Я не уйду.

Что он собирается делать, враг мой? Напасть?Вопреки моему законному праву быть здесь? Привлечь к делу ялтинское отделениеНочного Дозора? Так ведь наверняка с ним консультировался… и знает, чтопредъявить мне нечего.

Игорь шагнул ближе.

— Светом и Тьмой вызываю тебя… — прошепталиего губы.

И меня пронзила дрожь.

Этого я не ждала. Никак.

— Вне Света и Тьмы, ты и я, один на один, доконца…

Он вызывал меня на дуэль.

Старый, рожденный вместе с Великим Договороммежду Светлыми и Темными обычай. Почти не использующийся. Потому что победителю— отвечать перед Инквизицией. Потому что дуэль — это если нет законныхоснований для схватки, если Дозоры неправомерны вмешиваться, если говорятэмоции, а не разум.

— И будет Свет мне свидетель.

Вряд ли кто-то увидел крошечный лепестокбелого огня, что на миг вспыхнул в руке Игоря. Он и сам вздрогнул. Высшие силыредко отвечают на обращение простых дозорных…

— Игорь, я люблю тебя…

Его лицо вздрогнуло, как от удара. Он мне неверил. Не мог поверить.

— Ты принимаешь мой вызов, ведьма?

Да, я могу отказаться. Вернуться в Москву,униженная и обесчещенная, с клеймом уклонившейся от поединка… каждый вшивыйволкулак будет плевать мне вслед…

Еще я могу попытаться убить Игоря. Собратьстолько Силы, чтобы суметь ему противостоять…

— Будет свидетелем моим Тьма… — сказала я,протягивая ладонь. И клочок темноты вздрогнул на ладони.

— Выбирай, — сказал Игорь.

Я покачала головой. Я не стану выбирать место,время, вид поединка.

Ну пойми же меня, пойми!

— Тогда выбор за мной. Сейчас. В море. Пресс.

Его глаза были темны. Затмение — это нестрашно. Затмение, это всего лишь, когда что-то закрывает свет.

Море было неестественно теплым. Может бытьпотому, что воздух стал холодным, будто вечером? От солнца остался лишь узкийсерпик в верхней части диска, сейчас даже человек мог посмотреть на негоневооруженным глазом.

Я плыла в теплой воде, не оглядываясь на берег— где никто не заметил, как вожатый и вожатая вошли в море, не обращая вниманияна медуз, торопливо убирающихся с дороги.

Я вспоминала, как первый раз попала на море.Совсем еще маленькая, еще не знающая о том, что не принадлежу к человеческомуроду, что судьба определила мне стать Иной. Мы жили с папой в Алуште, он училменя плавать… помню этот восторг, когда вода первый раз покорилась мне…

А еще помню, как на море были волны. Оченьсильные. Или тогда все волны для меня были огромными? Я на руках у папы, тотсмешно подпрыгивает в волнах, нас обдает пеной, и так хорошо, так весело… И якричу, что могу переплыть море, и папа отвечает, что конечно же могу…

Тебе будет очень плохо, папа.

Да и маме придется несладко.

Берег остался далеко позади, берег полныйвосторженных детей и довольных взрослых, и впрямь радостный и счастливый берег.Я даже не сразу почувствовала, как начался «пресс». Просто стало труднее плыть.Просто вода перестала держать. Просто что-то легло на плечи.

Простейшее заклинание. Никаких изысков. Силапротив силы.

Папа, я и вправду верила, что могу переплытьморе…

Я раскинула над собой защитный полог, убирая сплеч невидимый груз. И прошептала, снова, в который уже раз:

— Завулон, к тебе взываю…

Те силы, что я успела собрать, стремительнотаяли. Игорь бил, беспощадно сминая мою защиту.

«Да, Алиса».

Он все-таки ответил! Откликнулся! Вовремя, каквсегда!

— Завулон, у меня беда!

«Я знал. Мне очень жаль».

Я не сразу поняла, что значит это холодное«знал». И этот безличный тон, и не появляющееся ощущение Силы… он всегдаделился со мной Силой, даже когда та не была столь нужна…

— Завулон, я умру?

«Я сожалею».