Врать я не стала, тем более, что рядом никогобольше не было. Только спросила:

— Следила?

— Мне ночью страшно было, — тихо сказаладевочка. — Я проснулась, мне такая гадость снилась… я к вам пошла, а вас небыло в комнате.

— До утра, — призналась я. — Он мне оченьнравится, Наташка.

— Любовью занимались? — деловым тоном спросиладевочка. Я погрозила ей пальцем:

— Наташа!

Она ничуть не смутилась. Наоборот, понижаяголос сообщила, будто закадычной подружке:

— А у меня с моим ничего не выходит. Я емусказала, что если полезет целоваться, я ему в глаз дам. Он и говорит: «Больнонадо!» Почему мальчишки такие глупые?

— Поцелует, — пообещала я. И мысленнодобавила: «Постараюсь».

В самом деле, чего уж может быть проще? Завтрая обрету свои способности, и рыжий веснушчатый паренек будет ходить за Наташей,глядя честными влюбленными глазами. Почему бы не порадовать своего лучшегодонора?

— А что тебе снилось? — спросила я.

— Гадость, — коротко ответила девочка. — Я ужене помню, правда. Но что-то гадкое-гадкое!

— Про твоего младшего брата? — спросила я.

Наташка наморщила лоб. Потом ответила:

— Не помню… А откуда вы знаете, что у меняесть братишка?

Загадочно улыбнувшись я вытянулась на песке.Все в порядке. Сон был выпит дочиста.

Вечером я не выдержала.

Просто поняла — больше не могу. ОтыскалаГалину и попросила присмотреть за моими девчонками пару часов.

Странный у нее был взгляд. Нет, не обиженный,хотя она явно все поняла, а виды на Игоря имела сама. И не злой. Скорее,печальный, как у несправедливо наказанной собаки.

— Конечно, Алиса, — сказала она.

Беда с так называемыми «хорошими людьми». Имплюй в лицо, переходи дорогу, топчи ногами — а они терпят.

Хотя, конечно же, это очень удобно.

Я двинулась к домику четвертого отряда. Попути спугнула из кустов двух мелких мальчишек, коптивших осколки стекол накостерке из пластиковых одноразовых стаканчиков. Впрочем, спугнула — это громкосказано. Пацаны насупились, напряглись, но занятия не прекратили.

— Завтра всем дадут специальные стекла, —миролюбиво сообщила я. — А этими — порежетесь.

— Специальных мало, — резонно возразил один изпацанов. — Мы сами закоптим, стаканчики здоровски дымятся.

— А края лейкопластырем заклеим, — добавилвторой. — И все дела!

Я улыбнулась, кивнула им, и пошла дальше.Хорошее поведение у ребят. Независимое, самолюбивое. Правильное.

Уже подходя к летнему домику, и уже слышазвуки гитары, я увидела Макара.

Парнишка стоял у дерева, вроде бы и непрячась, но так, что со стороны домика его видно не было. Просто стоял исмотрел на Игоря, сидящего среди своих ребятишек. Услышав мои шаги он резкообернулся, вздрогнул… и опустил глаза. И я все поняла.

— Подглядывать нехорошо, Макар.

Мальчик стоял, кусая губы. Интересно, что онсобирался делать? Подстроить Игорю какую-нибудь гадость? Вызвать на дуэль? Илипросто сжимал в бессильной злобе кулаки, глядя на взрослого мужчины, наканунезанимавшегося любовью с понравившейся ему женщиной? Глупый, глупый мальчик…тебе на сверстниц надо заглядываться, а не на взрослых, длинноногих,обворожительных ведьм.

— Все у тебя еще будет, Макар, — негромкосказала я. — И девушки, и ночь на морском берегу, и…

Он поднял голову. Посмотрел на меня —насмешливо и даже снисходительно. «Не будет» — говорили его глаза. Не будетморя, не будет обнаженной красавицы на кромке прибоя. Все будет по другому —дешевый портвейн в грязной общежитской комнатушке; девица, доступная каждомупосле второго стакана; потное, преждевременно рыхлое тело и прокуренный хриплыйшепот: «куда суешь, ты, салага?»

Я это знала, опытная и циничная ведьма. Он этознал, случайный гость «Артека», недолгий посетитель «территории дружбы илюбви». И нечего нам было прикидываться друг перед другом.

— Извини, Макар, — сказала я. Ласковопотрепала его по щеке. — Но он мне очень нравится. А ты расти сильным, растиумным, и все у тебя…

Он повернулся и побежал прочь. Почти ужевзрослый мальчик, который не хочет терять даже минуты из своего недолгосчастливого лета, который не спит по ночам и придумывает себе другую,счастливую жизнь.

Ну что я могу поделать? Дневному Дозоруслуги-люди не нужны. Хватает оборотней, вампиров и прочей мелочевки. Я,конечно, проверю Макара. Из него мог бы получиться великолепный Темный. Ноочень, очень мало шансов, что в мальчике есть задатки Иного…

И мои девчоночки, скорее всего, самые обычныелюди.

И так же мало шансов, что задатки Иного есть уИгоря…

Может, и к лучшему? Если он человек… мы сможембыть вместе. Завулону плевать на такую мелочь, как муж-человек у подруги. А вотмужа-Иного он не потерпит…

Задумчиво глядя себе под ноги я вышла кдомику. Игорь сидел на террасе, настраивал гитару. Рядом были лишь двоеребятишек — «костровой» Алешка и пухлый, болезненного вида ребенок, котороговроде как и не было на костре.

Игорь посмотрел на меня, улыбнулся. Ребятишкичто-то произнесли, поздоровались, а мы ничего друг другу не сказали — всечиталось в глазах. И воспоминание об этой ночи, и обещание следующей…следующих…

А еще у него в глазах была легкая смущеннаятоска. Будто что-то Игоря очень сильно печалило. Милый мой… если бы он знал,какова моя печаль… и как мне трудно улыбаться…

Пусть уж лучше в тебе не будет задатков Иного,Игорь. Пусть коллеги надо мной смеются. Перетерплю. А про Завулона ты никогданичего не узнаешь. И про Дозор — тоже. И сам будешь удивляться своейудачливости, своему карьерному росту, великолепному здоровью — я все это тебе дамсама!

Игорь провел ладонью по струнам, ласковопоглядел на своих ребятишек. И запел:

Я боюсь младенцев, я боюсь мертвецов,

Я ощупываю пальцами свое лицо.

И внутри у меня холодеет от жути —

Неужели я такой же, как все эти люди?

Люди, которые живут надо мной,

Люди, которые живут подо мной,