Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мой защитный полог таял, а все еще не моглаосмыслить происходящее. Ведь он же может вмешаться! Даже на расстоянии! Долиего сил хватит, чтобы я выдержала натиск, свела дуэль вничью!
— Завулон, ты говорил, что любовь великаясила!
«А разве ты в этом не убедилась? Прощай,девочка моя».
Только теперь я поняла все.
Одновременно с тем, как растаяли мои силы, иневидимый пресс вновь навалился на меня, вдавливая в теплую, сумрачную глубь.
— Игорь! — крикнула я, но плеснувшая волназаглушила мой голос.
Он плыл метрах в пятидесяти. Он даже несмотрел в мою сторону. Он плакал, но в море нет места слезам.
И меня тащило, тащило, тащило в темную бездну.
Как же так… как же так…
Я попыталась собрать Силу с берега. Но тампочти не было Тьмы, которую я могла бы взять. Сладостный восторг, радостныекрики — это не ко мне.
Только метрах в ста позади нас с Игорем,тщетно пытался лечь на волны и размять сведенную судорогой ногу, так неудачновлюбившийся в меня подросток, невесть как заметивший, что мы вошли в воду, ипоплывший следом. Гордый мальчишка со смешным именем Макар, уже понимающий, чтоему не доплыть обратно до пляжа.
Любовь — великая сила… какие же вы глупые,мальчишки, когда влюбляетесь…
И барахтающийся в подступившей панике Макар… ямогу взять его страх и продлить свою агонию на пару минут…
И плывущий Игорь: не видящий, не слышащий, нечувствующий ничего вокруг, думающий лишь о том, что я убила его любовь. Глупыйсветлый маг не знающий, что в дуэлях не бывает победителей, особенно — еслидуэль тщательно подготовлена Завулоном…
— Игорь… — прошептала я, ныряя, и чувствуя,как давит, давит, давит меня темное небо — прямо к темному, темному, темномудну.
Папа, прости… я не могу переплыть это море…
Впереди уже тлели огни вокзала, но окраинамрачного запущенного парка рядом с заводом «Заря» хранила густую стылую темень.Под ногами хрустел наст, который к полудню, вероятно, опять подтает. Далекиесвистки локомотивов, невнятные объявления по радиотрансляции да хруст подногами — вот и все, что мог бы услышать случайный гуляка, забреди он в такоевремя в парк.
Но сюда давно уже не совались ночью — да ивечером тоже. Даже прогуливающие здоровенных и зубастых питомцев собачники.
Потому что собаки не спасали от того, кто могвстретиться ночью во тьме, среди подросших за четыре десятилетия дубков.
Одинокий путник с объемистой сумкой на плечеявно спешил на поезд и поэтому решил срезать угол. Пойти через парк. Похрустящей настом и иногда гравием дорожке. Звезды удивленно глядели на этогосмельчака. Сквозь изломы голых ветвей просвечивал желтый, как лужица ликера«Адвокат», диск луны. Причудливые очертания лунных морей казались тенямилюдских страхов.
Парный отблеск чьих-то глаз путник заметил,когда до крайних деревьев оставалось метров тридцать На него глядели из кустов,что тянулись вдоль дорожки — в это время года кусты походили на скелеты. Что-тотемное угадывалось там, в зарослях; даже не что-то — кто-то, потому что этотсгусток мрака был живым. По крайней мере — подвижным.
Глухое ворчание, вовсе не рев, только тихийутробный клекот — вот и все, что сопровождало молниеносную атаку. В лунномсвете блеснули зубы — полный набор.
Луна уже приготовилась к новой крови. К новойжертве.
Но нападающий неожиданно замер, на мгновение,словно наткнулся на невидимую преграду, а затем рухнул на дорожку, смешнопискнув.
Путник на секунду задержался.
— Ты что делаешь, придурок? — прошипел оннападавшему. — Ночной Дозор крикнуть?
Сгусток тьмы под ногами путника обиженнозаворчал.
— Твое счастье, я опаздываю… — Путник поправилна плече сумку. — Дожили, блин, Иные на Иных нападают… — Он торопливо преодолелпоследние метры парка и, не оборачиваясь, поспешил к вокзалу.
Нападавший уполз с дорожки под деревья итолько там совершил трансформацию, превратившись в голого, совершенно гологопарня лет двадцати. Высокого и широкоплечего. Наст возмущенно заскрипел подбосыми ногами. Холода парень, похоже, не чувствовал.
— Проклятие! — выдохнул он шепотом и толькопосле этого зябко поежился. — Кто же это был?
Он остался голодным и злым, но страннаянесостоявшаяся жертва отбила у него всякую охоту к охоте. Он испугался, хотяеще несколько минут назад был уверен, что бояться должны только его — оборотня,вышедшего на охоту. На пьянящую и дурманящую охоту на человека. Охоту безлицензии — от этого ощущение риска и собственной удали делались еще острее.
Две вещи начисто охладили пыл охотника.Во-первых, слова «Ночной Дозор» — лицензии у него все-таки не было.
И во-вторых, тот факт, что он не сумелраспознать в несостоявшейся жертве Иного. Такого же, как сам.
Еще совсем недавно и оборотень, и любой из егознакомых Иных заявили бы, что это попросту невозможно.
Как был, в обличье голого человека, оборотеньпоспешил через заросли к месту, где оставил одежду. Теперь много, много днейпридется прятаться вместо того, чтобы рыскать по ночному парку в поискахслучайной жертвы — сидеть взаперти и ждать санкций от Ночного Дозора. А можетбыть, и от своих.
Единственная надежда на то, что одинокийпутник, не убоявшийся ночью пересечь парк, этот странный не то Иной, не тотолько притворяющийся Иным, действительно опаздывает на поезд. Что он успеет иуедет из города. А значит, не сможет обратиться к Ночному Дозору.
Иные тоже умеют надеяться.
Только под мерный стук колес я окончательноуспокоился. Хотя, нет — не окончательно. Попробуй тут успокойся! Но способностьмыслить связно я все же обрел.
Когда то существо из парка бросилось на меня,обламывая кусты, я не боялся. Совсем. И понятия не имею, как нашел нужныеслова. Зато потом, уже на забитой ночующими маршрутками привокзальной площади,я, наверное, многих удивил своей вихляющей походкой. Попробуйте идти твердо,когда подгибаются колени!