– Про документы я кое-что слыхал, – заметил Артем. – И что дальше?

– Мы хотим поручить вам деликатное дело, – понизил голос подполковник. – Внеслужебное, конечно.

– У вас ведь есть спецподразделение «Город», – возразил Тарасов. – Ребята в девяностые по Ленинграду хорошо поработали…

Подполковник поморщился:

– Вы слишком много знаете для своего звания… «Город» хотели расформировать, но потом просто сменили руководство подразделения, и боеспособность куда-то сразу улетучилась… Вынуждены поэтому обращаться к профессионалам.

Артем изобразил на лице заинтересованность.

– Я предлагаю вам… – начал мент.

– Это – уголовное преступление, – проговорил Тарасов, в упор глядя на собеседника. Он знал, что скажет сейчас подполковник в тренировочном костюме.

– Я вот что скажу, капитан, – помешкав, сообщил мент. – Твою «Гамму» разгонят, и уже очень скоро. А значит…

– Кто вас на меня вывел? – вопросом ответил Артем.

– Какое это имеет значение? – пробормотал подполковник и присел, чтобы завязать распустившийся шнурок. – Разговора у нас не получается, уважаемый… Только поймите, что в одиночку вы не справитесь…

– Справлюсь! – широко улыбнулся менту Тарасов. – У меня густой «Шишкин лес» за плечами. Еще не разогнанный всякими козлами…

Мент долгим взглядом проводил удаляющегося Артема и пробурчал:

– Придурок… Партизан… Не захотел дослушать все-таки!

– Молодой человек, извините!

Голос прозвучал приглушенно и робко – или на улице было слишком шумно?

Артем обернулся. На него смотрели знакомые глаза.

– Не верю, – сделав шаг к Олесе, сказал Тарасов. – Так не бывает. Та самая? Перепуганная девушка с крыши?

– Тебя убьют, – сказала Олеся, пятясь.

– Обязательно убьют, я ведь военный, – усмехнулся Артем. – Следишь за мной?

– Тебя убьет Дмитрусь… Ему чеченцы за твою голову заплатили…

– Боевик с братской Украины, выходит?

– Ну да… он живет…

И Олеся назвала адрес квартиры.

– Тебе-то что за интерес своих выдавать? – спросил Артем.

Девушка вздрогнула и не ответила. Под ее легкой курткой что-то топорщилось – и явно не грудь. Рука Олеси с обломанными грязными коготками инстинктивно потянулась к подмышке.

– Бросьте это дело, – внушительно сказал Тарасов. – И этому, как его, Дмитрусю скажи… А ты лично выбрось скоренько ствол и вали домой. Не на хату – а домой, ясно? Это не игра и даже не война, понимаешь, девочка? Хочешь, провожу тебя?

– Тебя убьют… – прошептала Олеся, и глаза ее расширились.

На этой пустынной улице, обставленной с двух сторон длинными серыми домами, могло случиться все что угодно. Мелькнули неподалеку силуэты прохожих. Загудел автомобильный мотор.

Выстрелы прозвучали гулко. Тренированный слух Артема уловил хлопки свинца, ударяющего в плоть, прежде чем Олеся свалилась на асфальт прямо ему под ноги. Безоружный, Тарасов включил механизмы самосохранения: поймал боковым зрением капот наползающего авто и две волосатые ладони, сжимающие рукоятку пистолета.

Еще два выстрела. Артем прыгнул в сторону и, петляя, побежал к ближним домам, между которыми угадывался узкий просвет. Машина, урча мотором, вильнула следом.

«Говенный стрелок… завалили-таки дуру… красивая была хохлушка… номеров не видел… плохо… докладывать бате не буду… тот мент их, что ли, навел?.. Еще увидимся, ребята… очень жаль дурную девку…»

Проскользнув в полуметровую щель между домами, Тарасов мысленно улыбнулся: капитан спецназа, удирающий во все лопатки от неизвестных бандитов, – это зрелище не для слабонервных…

– Валим отсюда! – скомандовал Дмитрусь, бросая пистолет на заднее сиденье.

– Готова? – спросил водитель, разворачивая машину.

– Мертвее не бывает, – ответил бандеровец и добавил: – Маленькая сучка.

– А этого будем ловить?

– Не сейчас.

– Уйдет ведь…

И тут Дмитрусь взорвался:

– Ты где находишься, придурок отмороженный?! Ты у себя дома, да? Или ты в Москве, где нас вот-вот за жопу возьмут? Где его ловить? На Красной площади?! Придурок…

Водитель пожал плечами. Он был под наркотиками, и стрельба из пистолета посреди города не могла нарушить его глубокой нирваны.

Липкими от пота пальцами Дмитрусь выдернул из пачки сигаретку и прикурил.

Ему не хотелось оглядываться.

Пьяное утро… Голова болит… От джинсов воняет бензином – кажется, по дороге из канистры заправлялись… И пистолет рядом на постели нечищенный. И сидит рядом, уронив руки, земляк – вчерашний водила, и говорит:

– Дмитрусь, вставай, друже! Пора!

– Ненька-Украина объявила войну москалям? Мы высаживаем десант в Кремле? – прохрипел Дмитрусь.

Нервов вчера сколько истрачено… как не выпить было… голова пополам – как тыква, если ее на камень уронишь… Но чувство юмора на месте – уже слава богу.

– Вроде того… Нас отзывают из Москвы. Звонили пять минут назад, – сказал земляк.

– Почему? Не оправдали возложенного доверия?

– Провиднык боится, что возьмут тебя, хлюпика, за жопу, а ты тут же расколешься.

– Авось не расколюсь…

– Сам уже в москаля превратился: туда же – «авось»!

– А чеченцы что?

– Черт их разберет: болбочут по-своему…

– А ты хотел, чтобы они на львовском диалекте заговорили? Язык учи…

Водила хмыкнул и отвернулся к окну.

Дмитрусь принялся тупо одеваться, поглядывая то на земляка, то на пистолет, картинно лежащий в складках грязной простыни… Да, она валяется сейчас там с двумя дырками в спине… баба с воза – кобыла в курсе дела…

Пьяное утро… А заказанный москаль гуляет как ни в чем не бывало по своей столице. Не-на-ви-жу…

Уйдя из-под бандеровских пуль – оживленная станция метро показалась тихим раем, – Артем почему-то поехал к Альке. Смерть незнакомой кареглазой девчонки, должно быть, на него повлияла. Тарасов купил подарок – бутылку коллекционного вина, хотя мириться с дурой-девкой он не собирался. В милицию жаловаться на чертей, которые стреляли в него, было глупо: хлопот потом не оберешься. И в свидетели идти очень не хочется – слава родной милиции! Может, военная прокуратура подключится к этим сомнительным делам – еще один камешек в огород, а точнее, в «Шишкин лес»: «То ли он кошелек украл, то ли у него украли». А вот бате сообщить надо: пусть будет в курсе. И ребятам сказать – пусть берегут себя. Пришла война, а мы не ждали…

Странное чувство охватило Артема в подъезде Алькиного дома: будто виноват он в чем-то перед ней. Извиниться надо было тогда, что ли?