А его поцелуй казался знакомым. Таким щедрым на эмоции и чувства, что Ланни едва могла дышать. Даже не противилась, когда Эд опустился ниже и поцеловал ключицу. Даже когда руки положил на грудь и мягко сдавил плоть, Ланиэль соглашалась на все. Будто тело знало его прикосновения, помнило. И так хотелось тоже вспомнить, раскрыть мысли и увидеть, что там за пеленой безмолвия.

— Что-то не так? — спросил Эденгар, когда Ланиэль затихла.

— Я очень хочу тебя помнить, — прошептала она в ответ и поймала его лицо.

Эд повернул голову и уткнулся носом в ладонь. Прошептал, согревая руку горячим дыханием:

— Мы можем создать новые воспоминания. Яркие и такие же прекрасные, как прежние.

— А какие были прежние? Я не хочу читать о своей жизни, я хочу ее прожить.

— И я буду рядом, чтобы сделать ее красочней. Чтобы показать, что ты не одна. Никогда не сомневайся во мне, не думай, что слепота заставит меня любить меньше. Этого никогда не будет. Ланиэль, мы не можем вернуться в прошлое, нужно жить настоящим.

Эд зашелестел одеждой, и его горячее дыхания переместилось ниже. Мягкие губы коснулись груди сквозь рубашку, отчего захотелось вскрикнуть: такими острыми казались ощущения. И таким прекрасным был дракон. В золотистой крошке, что создавала вокруг него живой контур, будто волшебный.

— Ты точно этого хочешь? — засмеялся Эд и аккуратно потащил ночную сорочку вверх. Скользил по обнаженной коже ладонями, касался пальцами живота, и хотелось больше, больше, больше…

— Чего? — неосознанно спросила Ланни и, запустив пальцы в его волосы, прижала к себе.

— Чтобы я прикасался…

— Безумно.

Танец его языка по коже выжигал в ее памяти новые символы, ставил зарубки, отмечал важное. Губы разукрашивали новое настоящее. Их общее. Пальцы вышивали чуткие мгновения и особенные узоры. Разве можно такое забыть?

Ланиэль искала его светящийся силуэт и изучала тело ладонями. На крепкой шее под пальцами стучал пульс: бойко и четко. И от движения рук вниз волнительно качнулся кадык. Ключица и плечи: широкие и массивные, под такие если нырнешь, почувствуешь себя защищенным.

Эд чуть отстранился и поцеловал ее раскрытую ладонь.

— Ты так прекрасно смотришь на меня, — он шептал и целовал ее пальцы, обжигая кожу приятными колючками.

— А ты так золотишься, что мне кажется, будто я сплю.

— Не спишь.

— Я хочу знать о тебе больше, Эд, — вдруг сказала Ланиэль и подалась вперед. Нашла кончиками пальцев его губы и обвела их по контуру. — Ты — мой, правда?

— Твой, — зашелестел его голос. Язык скользнул по подушечкам, а Ланни откинулась назад, справляясь с горячей лавой, обжигающей живот.

— Это невероятно. Я будто чужая в этом мире, будто все, что меня окружает — не такое, непривычное. И эта тьма перед глазами, как спасение, Эд.

— Думаешь, что в другом мире было бы легче?

— О чем ты?

— Ни о чем, мой свет. Не думай сейчас ни о чем. Нога почти зажила от твоих поцелуев, твоей теплоты. Мы выберемся отсюда, я найду лучших лекарей, и ты будешь видеть снова.

— И помнить? — с надеждой спросила Ланиэль.

— Обязательно.

Эд опустился ниже и сомкнул ладони на ее талии, стал сдвигаться еще и застыл, будто спрашивал разрешения. Как ответ, Ланни провела руками по его волосам и вплела пальцы в мягкий шелк. Она помнила какие они: каштановые, а на солнце отливали золотой медью.

И когда плавилась от его прикосновений, она видела вспышки и плакала от переполняющего счастья. Эд не останавливался. Горячие губы скользили по животу вниз и заставляли вскрикивать и пугаться своего голоса.

— Доверься, — прошептал Эденгар и завел ладони чуть ниже.

Мир раскололся на «до» и «после». Ланиэль выгнулась и поймала в темноте горящие разломами плечи Эда, поплыла ладонями к животу. Собрала с его кожи жар и, когда сомкнула пальцы, он протяжно застонал.

Ласки не прекращались, становились горячей и откровенней, а стоны переплетались, будто виноградные лозы.

Эд дернулся от быстрых движений ее рук и захрипел над ухом. Теплая влага согрела пальцы. Дракон что-то прошептал, но в огне приятной агонии Ланни не разобрала. А когда он осторожно развел ее ноги и защекотал языком чувствительные места, Ланиель расцвела сладостной вспышкой.

Потом они лежали, поглаживая друг друга и уютно молчали. Ланиэль улыбалась своей тьме и вычерчивала силуэт Эда пальцами.

— Я люблю тебя… — вдруг сказал Эденгар, нарушив тишину.

За окном что-то глухо стукнуло. Ладони дракона, до этого мягкие и ласковые, сжались на плечах и немного отодвинули Ланиэль.

— Тише, — прошептал в ухо. — Я приоткрою форточку, чтобы посмотреть, что там.

Ланни только кивнула. Почему-то стало тревожно, под горлом застучало сердце, а внизу живота неуместно плясало непогашенное пламя. От стыда пылали щеки, но было так приятно, что остальное казалось нелепым и неважным.

Стук за окном повторился, и Эд быстро вернулся к кровати.

— Нам нужно уходить, милая.

Ланиэль так и осталась в ночной сорочке. Темные волосы разметались по плечам, а на щеках появился нежный румянец. Эд и сам раскраснелся — лицо горело, как будто натер его снегом. Но сейчас было не время думать о приятных шалостях. Нужно скорее убираться из этой горе-больницы. Темное предчувствие грызло изнутри, угрожая проесть дыру.

Эд держал девушку возле себя. Затемненный коридор вывел их в большой зал. Старались идти неслышно, но босые ножки Ланиэль все равно звучно шлепали. И она краснела еще гуще.

— Извини, — прошептала и сжала пальчики. — Не могу привыкнуть к темноте.

— Я буду вести тебя. Ты только руки не расцепляй.

Девушка закивала, отчего темные локоны затряслись на худых плечах, и слабо улыбнулась. Она зримо тревожилась, да и Эд не находил себе места. Что-то подсказывало ему, что нужно поторопиться и уходить с Мертвых земель. Но без одежды и денег даже на Ялмезе далеко не убежишь. Даже в заброшенных городах, где, казалось бы, совсем нет жизни. За восемь лет все поменялось, но вряд ли изменились старые устои.

И, что бы не тревожило его, Эдарган был счастлив, потому что понимал, что зря боялся равнодушия, зря сомневался в Ланиэль. Любовь не знает преград, не знает страха. Она преодолевает устоявшиеся традиции, разрушает законы природы и рассекает лучом надежды пространство и время. Любовь может все. Даже воскрешать. Даже убивать.

Какие у Ланиэль ласковые руки, а какие теплые и податливые губы. И она помнила его, чувствовала. Это было заметно. Даже если инициация стерла все, в душе у нее остался глубокий след их отношений. Их любви. И это делало Эденгара счастливым. И он верил, что не все потеряно.