— Которая?

— «Школьное Предание». Помнишь? Подкова на лбу.

— А, та… Совсем забыла о ней. Сейчас я читаю «Райсимен-Степс» Арнольда Беннетта[318].

Добродетель провоцирует стервозность. Это доказано математически. Это находится где-то в человеческих генах. На свете есть сколько угодно прекрасных людей в браке с ужасными. Прочтите «Миддлмарч» (Книга 989, Джордж Элиот[319], Пингвин Классикс, Лондон), если не верите мне. Есть во мне такое, что не может просто позволить всему оставаться как есть. Благородство души, высокая нравственность — аккуратно натянутый лук, и вы просто не можете сдержать желание освободить его.

Кроме того, есть дополнительное осложнение: я нездорова. Если бы я не была нездорова, если бы в нашем округе я не была Пациентом Номер Один из семьи, которую уже посетила смерть, приходил ли Винсент навестить меня? А может, я — путь Винсента Каннингема к Святости? Видите, вы просто не можете доверять добродетели.

Иногда после того, как он уходит, я спрашиваю себя, на что это было бы похоже, если бы я проскользнула в другое повествование и там на самом деле закончила тем, что стала миссис Винсент Каннингем. Знаете, как в Главе XXXVIII: «Читатель, я вышла за него. У нас была тихая свадьба, он и я, были только пастор и дьячок» (Книга 789, «Джейн Эйр», Пингвин Классикс, Лондон.)?

Каннингем[320] — плохая фамилия, но это не ужасно. Не настолько плохо, как Бигг-Уизер[321]. Мистер Бигг-Уизер (я не шучу) был кавалером Джейн Остин и сделал ей предложение. Он влюбился в острый взгляд под капором, был очень неравнодушен к одному разглаженному завитку волос спереди и крошечным черным глазам. Он подтянулся и распушил бакенбарды, чтобы сделать ей предложение.

Ну, это потребовало мужества. Вы должны признать, что у него было мужество. Сделать предложение Джейн Остин — это вам не погулять в парке, это в той же самой лиге, в какой Джерри Туоми сделал предложение Ниам ни Эохаде, у которой были лицо и манеры терновника. Однако Бигг-Уизер дошел до конца. Он сделал предложение.

И Джейн Остин приняла его. Честно, она так и сделала. Она обручилась с ним. Она произвела наилучшее впечатление улыбкой Джейн Остин, затем ретировалась прямо в кровать. Там она лежала в своей большой ночной рубашке и не могла спать, и не из-за капора, что достаточно удивительно, но из-за удушающего действия имени Бигг-Уизер. А еще ее смущало, что у нее родятся маленькие Бигг-Уизеры.

На следующее утро она спустилась к нему, отправлявшему тост с мармеладом между бакенбардами, и сказала «Я не могу стать Бигг-Уизер» или другие слова в том же роде, помолвка была разорвана, и все Читатели в мире вздохнули с облегчением. Поскольку счастливая Джейн Остин была бы бесполезна для Мировой Литературы.

Однажды, чтобы продвинуть ухаживание, Винсент наклонился вперед, к кровати — капли дождя сияли на его волосах, — и сказал мне, что любимая няня Роберта Льюиса Стивенсона носила фамилию Каннингем.

Он знает, что у меня слабость к РЛС не только потому, что он был болен, или потому, что у нас одинаковые инициалы, но потому, что у него есть что-то невозможно романтическое, и потому, что прежде чем начать писать «Остров Сокровищ», он нарисовал карту неизвестного острова, и потому, что он верил в невидимые места и был одним из последних писателей, кто знает, что значит слово приключение. Я могу привести вам сотни причин, почему РЛС — это Человек. Загляните в его «Искусство слова» (Книга 683, Чатто и Уиндус, Лондон), где он говорит, что никто из ныне живущих людей не оказал на него столь же сильного хорошего влияния, как Гамлет или Розалинда[322]. Или когда он говорит, что его лучший друг — Д’Артаньян из «Трех Мушкетеров» (Книга 5, Регент Классикс, Лондон). РЛС сказал: «Когда мой дух страдает, то повествования — мое утешение, я цепляюсь за них, как за опиум». И когда вы читаете «Остров Сокровищ», то чувствуете, что отдали швартовы. В этом-то все и дело. Вы отчаливаете и оставляете позади обычную тусклость мира.

Винсенту было так же просто принести мне новости о няне Каннингем, как принести мне шоколад. Он сел у моей кровати и был счастлив, как… ну, в общем, как Каннингем. Он читал РЛС (Винсент — инженер и потому воспользовался Интернетом, здешним медленным коммутируемым доступом. Министр все еще Разворачивает широкополосную сеть, но ему следует Развернуть ее вокруг своего собственного дома, как говорит Пэдди Кэрролл). Винсент потратил несколько часов и собрал довольно много знаний о РЛС, даже выучил наизусть кое-что из «Страны на Стеганом Одеяле»[323] — в этой стране РЛС лежит в постели больной и играет с игрушечными солдатиками в воображаемом мире, раскинувшемся на одеяле.

— У Энея были солдатики, — сказал он. — Я их помню. Он хранил их в коробке из-под печенья. И у него была ферма. Помнишь? Маленькие пластмассовые коровы, лошади, свиньи и все такое, разные вещи.

Я ничего не ответила.

— Еще у него были заборы, и…

Я опять ничего не сказала.

— Я идиот, — сказал он немного погодя.

Отдайте мне должное. Я знаю, что сейчас должна сказать «Нет, Винсент, ты не идиот, вовсе нет», взять его за руку в стиле девятнадцатого века и позволить этим секундам стать мостиком между нами, — но я, конечно же, ничего такого не сделала. Нельзя поощрять Винсента Каннингема, потому что правда в том, что мальчики могут глубже упасть в бездну любви, чем девочки, ведь мальчики больше и тяжелее, они могут упасть гораздо дальше в глубину и расшибиться. Когда же они ударятся о землю реальности, от них останется лишь ужасная лужица, и собрать ее обратно в бутылку поторопится какая-нибудь другая женщина.

— У РЛС, — объявил Винсент, через некоторое время возвратившись на безопасную почву, — грудь не была здоровой.

Жителям графства Клэр не нравится быть слишком прямолинейными.

— У него был туберкулез, Винсент, — уточнила я (Книга 684, «Жизнь Роберта Льюиса Стивенсона», в двух томах, Томас Грэм Бэлфур, Метуэн, Лондон). У моего отца был только разваливающийся подержанный Второй Том, книга, побывавшая в море, со вспухшими от воды страницами, в ней были две Главы Четвертых и запахи Шотландии.