Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В качестве доказательства его влияния мой отец сохранил все книги, какие мистер МакГилл дал ему: Книга 391, «Кувшин золота», Джеймс Стивенс[278], Макмиллан, Лондон; Книга 392, «Ирландские сказки», Джеймс Стивенс, Макмиллан, Лондон; Книга 393, «Три печали повествования», Дуглас Хайд[279], Т. Фишер Анвин, Лондон; Книга 394, «Рассказы о смерти героев Ольстера», Куно Мейер[280], Ходжес, Фиггис и Ко., Дублин; Книга 395, «Silva Gadelica», Том II, Стэндиш Хейс О’Грейди[281], Уильямс и Норгейт, Лондон; и с кольцами от чашек чая Книга 396, «Кухулин: ирландский Ахиллес», Альфред Натт[282], Д. Натт[283], Лондон. От мистера МакГилла мой отец услышал о Короле, который жил под волнами, о Глас Гайнах — корове, чье молоко было почти маслом. О Королеве по имени Мор, которая жила в Данкуине[284], и пастухе, который пришел Из Глубин Моря. А еще узнал о Кахеле — Сыне Конора, о Черным Воре, о Туате Де Дананн, о Детях Лира, о Путешествии Брэна.
Для моего отца мир будто раскололся, и оттуда вышел этот парад Замечательных.
Если бы здесь была Америка, то они были бы материалом для Блокбастера, к настоящему времени был бы «КУХУЛИН VII» в 3D с Лиамом Нисоном[285] с длинными волосами из «Звездных войн», с Гае Болга[286] вместо Светового меча, и у них была бы франшиза для Ошина в Тир на ног[287], а история Диармида и Грайне[288] обрела бы новую жизнь как Величайшая История Любви, и получившаяся в результате дневная мыльная опера длилась бы в течение семи сезонов.
Там бездна материала.
И во всем этом, во всех тех сказаниях, герой сталкивается с невозможными задачами.
И одерживает победу.
С таким блестящим учеником мистер МакГилл сиял, показывая себя с наилучшей стороны. Это было просто: мы — повествователи. Воображение в Ирландии выходит за рамки потустороннего мира. Это было где-то там. Это было где-то Далеко, прежде чем «далеко» было изобретено в Калифорнии, потому что несколько веков сидения без дела под дождем создает далекие земли и простор для воображения. В качестве доказательства подумайте о Брэме Стокере[289] — он был прикован к постели, пока ему не исполнилось восемь лет, и, дыша влажным воздухом Дублина, лежал там без телевизора и радио, но с поднимающимся хрипом из его груди, действующим как постоянное напоминание, что скоро он отправится в мир иной. Даже после того, как он женился на Флоренс Болкомб с улицы Марино Кресент в Дублине (у нее был непревзойденный талант выбирать не того человека; она уже рассталась с Оскаром Уайлдом, как с проигранным делом в Департаменте Любви, когда встретила этого Брэма Стокера и подумала, какой он милый), даже после того, как Брэм переехал в Лондон, он не мог ускользнуть от своих больших темных фантазий, какие были в Дублине, и вот однажды дальше по течению реки он отнерестился «Дракулой» (Книга 123, Нортон, Нью-Йорк). Джонатан Свифт[290] только устраивался на Честерфилдском Диване[291] в Дублине, когда его мозг начал плыть в Лилипутию и Блефуску (Книга 778, «Путешествия Гулливера», Джонатан Свифт, Пингвин, Лондон). Еще пара наводнений, и он отправился дальше, отправился в Бробдиньяг, Лапуту, Бальнибарби, Глаббдобдриб, Лаггнегг и… Японию, прежде чем поехал еще дальше, к Гуигнгнмам. Прочитайте «Путешествия Гулливера», когда заболеете и свалитесь в постель, и вы будете в отъезде. Смею вас уверить. Вы мысленно перенесетесь далеко-далеко, и даже когда вас унесет поток, вы будете думать, что ни один писатель никогда не заходил столь Далеко. Что-то вроде того могло пригрезиться только в Ирландии.
Чарльз Диккенс признавал это. Он приезжает в Дублин 25 августа 1858 года для того, чтобы Наполнить свое воображение. Останавливается в Отеле Моррисона на Нассо-Стрит[292] (я знаю, вас пугает, что я это знаю, но я знаю. Жареная Свинина с яблочным пюре, Хлебный пудинг). Четыре дня спустя он отправляется в Корк[293], регистрируется в отеле «Империал»[294], где, по словам швейцара Иеремии Перселла, часы в переднем фойе показывают без двадцати девять уже около года, ожидая, когда их придет починить кто-нибудь из Стокс Клокс[295] на Мак Кертэйн Стрит[296]. (Чарльз Диккенс весьма пунктуален. Он ценит пунктуальность выше исправного посещения церкви. Он стоит, глядя на часы. Иеремия приближается и объясняет: