Юрек, развеселенный зрелищем, поискал пса глазами в гомонящей толчее. Но в этот момент людское море вздохнуло одним глубоким общим вздохом и подалось вперед.

На покрытом алым бархатом — цвета жениховой силы — помосте появился хозяин Бялого, добрый князь Казимеж. В изумрудно-зеленом кафтане, положенном господину-золотнику.

В толпе радостно закричали, приветствуя хозяина, но тотчас умолкли, потому как в одно мгновение за левым плечом князя вырос жених. Солнце коснулось кровавого рубина на его обруче, и камень вспыхнул, как глаз радужного чудовища.

Юрек с любопытством рассматривал весь наряд жениха, и в особенности этот горевший во лбу рубин — знак Высшего мага, да простенький на вид небольшой кувшинчик, обвязанный по горлышку золотой цепочкой.

— Знать, от сглаза бережется, — подумал Юрек, оглядев крепкую фигуру властителя Черны с некоторым уважением. — Хоть и высший маг, а опаску имеет. Завсегда найдутся силы, от которых никакое колдовство не спасет…

И Юрек с тоской посмотрел на замеревшую от предвкушения зрелища Катаржину. Нашлась в слабенькой ведьме Каське такая сила, что его, палочника Юрека, на колени поставила. Сердце вынула и ножкой растоптала.

Болит сердце, ноет. И бьется мысль: как запуталось все, закрутилось. И затягивается все туже, не позволяет дышать.

Эльжбета потянула расшитый жемчугом высокий воротник, жадно хватая ртом воздух. И тотчас почувствовала, как мать больно ущипнула ее за локоть.

Словно и не жарко было княгине в соболях да бархате. Прямая, высокая, грозная, она почти не смотрела на дочь — не сводила взгляда с будущего зятя. И во взгляде этом не читалось ничего хорошего. Площадь тихо рокотала, ожидая невесту. Невидимые за праздничными воротцами, увитыми вьюном и хмелем, мать и дочь видели все: облаченного в черный бархат жениха; князя Казимежа, за последнее время будто постаревшего, но гордо держащего белую голову; пестрый ковер толпы.

— Поздно бояться, — почти рыкнула княгиня, подхватывая под руку дочь. — Ты без малого владелица Черны, так что будь добра, держи голову, не позорь отца. И без тебя ему позора хватит…

Эльжбета почувствовала, как подступили предательские слезы. Она задержала дыхание и широко открыла глаза, чтобы не дать влаге заструиться по щекам.

Агата заметила ее движение, погасила горевший злостью взгляд, погладила дочь по склоненной голове:

— Успокойся, милая. Плакать — дело пустое. Я тебя не оставлю.

Глаза защипало с удвоенной силой, и Эльжбета уже собралась броситься на шею матери, но Владислав, еще мгновение назад неподвижно, словно каменный идол, стоявший на краю помоста, двинулся в их сторону.

Его глаза превратились в узкие темные щели, губы дрогнули, а рука потянулась вверх. Эльжбете показалось, что князь тоже страдает от жары и желает ослабить хватку ворота. Но широкая темная ладонь остановилась напротив вышитой на гербе волчьей пасти, и тонкие пальцы принялись, словно в задумчивости, постукивать по небольшому глиняному кувшинчику.

Эльжбета перестала дышать, страх выбил из головы все мысли, и сердце бешено заколотилось в висках.

— Все хорошо, мама, — едва выдохнула она, стараясь улыбнуться, но губы лишь судорожно дрогнули. — Идем. Князь ожидает нас…

Как ни пыталась Эльжбета припомнить, что было дальше — ничего не выходило. Словно околдовал ее Черный князь, вынул волю, заполнив пустоту странным равнодушием. Воспоминания вились вокруг гудевшей болью головы, но не давались. Элька ловила их, пыталась собрать, а картины прошедшего дня рассыпались цветными лоскутками, радугой пестрых обрывков.

Вспомнилось, как отец давал за нее клятвы, призывая в свидетели толпу. И толпа яростно кричала в ответ. Вспомнилась белая лента, которой мать оплела их с Владиславом руки — знак того, что отныне никто из супругов не пустит в ход против другого своей колдовской силы. Всплыл в памяти венец с большим одиноким рубином — знак высшего мага Владислава из Черны, ощущение теплого металла на лбу и холодной как лед руки жениха. А еще припомнилось, как целовали поданную на золотом блюде землю, как подбежали слуги с расписными ковшами, полными монет, и князь бросал их ревевшей толпе. Кажется, был пир. Только она ничего не ела — не полагалось невесте есть. И Владислав не ел, только во всю трапезу крепко держал ее за руку и гладил, гладил запястье и предплечье. И едва пыталась Элька припомнить подробности свадьбы, как тотчас чувствовала на руке мягкое касание пальцев князя.

И теперь, сидя одна в полутемной спальне, Эльжбета чувствовала, как разливается по руке знакомое уже тепло, уходит мучительная тоска, и удивительное сонное спокойствие заполняет усталую голову, измученную душу. За окном что-то шелестело и постукивало: начинался дождь. Усыпляющее тепло и дробь первых дождевых капель заставляли веки наливаться тяжестью.

Эльжбета присела на край кровати. И тотчас вскочила. Сон упал с нее, как шелковое покрывало. Сердце снова заколотилось так, что зашумела в ушах кровь, и Эльжбета не услышала, как тихо скрипнула за ее спиной дверь.

Так и застал Владислав свою молодую жену — с ужасом смотрящей на пустое ложе, с прижатыми к груди кулачками и глазами, полными слез. Влад досадливо хмыкнул: рано было радоваться, что свадьба прошла без особенных помех. Маленькая дурочка могла доставить много хлопот. Да только теперь другого пути уже не было. Брак должен состояться.

Из-за проклятых дел с женитьбой Влад больше двух месяцев метался между Бялым мястом и Черной. Хорошо еще, что Коньо и Игор верно служили своему господину и брались за любое дело, но земля постоянно требовала хозяйской руки. И потому сегодня Эльжбета должна стать женой и княгиней, завтра они отправятся домой, а через сорок седьмиц у господина Черны появится наследник.

— Моя госпожа готова? — как можно ласковее спросил он, стараясь не выдать раздражения.

Эльжбета вздрогнула, отскочила, словно ужаленная, к окну и выставила перед собой руки.

— Это я, дорогая княгиня, твой муж, подойди ко мне, — продолжал Влад, медленно подступая к бяломястовне и протягивая ей навстречу открытые ладони.

Эльжбета повиновалась его призыву, опустила руки и сделала крошечный шаг вперед. Владислав снова потянул на себя невидимые нити. Эльжбета шла, словно ведомая в поводу козочка, низко склонив голову. Легкий стук дождя за окном перешел в доверчивый шепот, тихое бормотание, посыпался, как обмолоченная рожь, а потом и упал сплошной стеной, едва пропуская сквозь воду ворчливое брюзжание далекого грома.

Приблизившись, Эльжбета нехотя подала мужу обе руки. Владислав усмехнулся, увидев на ее запястье белую ленту и вспомнив супружеские клятвы. Какое счастье, что он набросил на жену заклятье до того, как принес обет. Теперь даже если его склочница-тещенька учует колдовство — обвинить его и расторгнуть брак не сумеет.

Владислав медленно обнял жену, неторопливо расстегивая мелкие пуговки на легком сарафане. Служанки уже расчесали Эльжбете волосы, и теперь они золотистыми волнами стекали по плечам.