— Значит, все равно придется идти в дом. Средь бела дня. С тем же успехом мы могли бы раздеться догола, вымазаться красной краской и сбежать с горы, вопя во всю глотку.

— Только одна проблема, — заметил Терри. — Где взять краску?

— Ха-ха!

Мы сделали большой крюк, чтобы подойти к дому сбоку, и там затаились среди деревьев. Стояли повыше дома и внимательно оглядывались. В доме было так тихо, словно там мертвым сном спал глухонемой.

— Что это на крыльце? — шепнул Терри.

Я долго всматривалась в ту точку, на которую он указывал, а потом сказала:

— Как будто черная краска?

— Откуда на парадном крыльце черная краска? — удивился он.

— Кто-то уделал церковь, — сказала я. — Может, они и сюда пришли, заглянули вовнутрь, перепугались и удрали, разлив по дороге краску.

— Сомневаюсь, — сказал Терри.

— И я тоже, — призналась я.

Не знаю, сколько мы так стояли, прислушиваясь и наблюдая, но в итоге любопытство взяло верх. Я достала из комбинезона револьвер, мы спустились и тихонько, подкрались к крыльцу. От самого прохода тянулось это черное пятно, и теперь мы ясно видели, что это не краска. Это была засохшая кровь. Очень много крови.

Держа наготове револьвер, я двинулась к окну, и Терри за мной. Сквозь стекло я разглядела дядю Джина, он распластался на животе, а голова так и осталась завернута назад, на плечо, он смотрел прямо на меня тусклыми, будто наждаком обработанными глазами. Джинкс была права: преподобный Джой уложил его с одного удара.

На столе вытянулся констебль Сай. Он лежал на спине, примотанный веревкой. Кровь стекла со стола на пол, а дальше, по неровным доскам — к двери и на крыльцо. Подумать только, чтобы в человеке, даже таком здоровенном, как констебль Сай, оказалось столько крови!

— Что за черт? — пробормотал Терри.

По уму нам бы следовало развернуться и на всей скорости мчать обратно к плоту, но мы не могли. Это зрелище притягивало нас к себе, точно плот канатом.

На пороге мы старались смотреть себе под ноги и не ступить в кровь, но это не слишком помогло — кровь была повсюду, и, когда мы вошли, наши подошвы, грязные и липкие, приклеились к полу, словно мухи, поймавшиеся на патоку. Внутри дома пахло скверно, по-настоящему скверно, и не только из-за крови. Кислый, острый запах, как будто вонь застаревшего пота смешалась с запахом смерти, с грязновато-влажными ароматами реки, с теми запахами, которыми пропитано отхожее место.

Я остановилась возле дяди Джина. Меня его смерть не очень огорчила. Я подумала о его жене: теперь ей не будут доставаться внезапные тумаки. Будет ли она этому рада, почувствует ли, что его смерть освободила ее, как птичку из клетки? Я понадеялась, что это будет именно так. Мне представилось, как она жжет его старые тряпки и пляшет вокруг костра, а когда угли почернеют и остынут, хорошо бы она еще написала на них.

Но сломанная шея — не самое страшное. Труп дяди Джина был изувечен. Несколькими неровными ударами кто-то отрубил ему руки у запястий. То же самое проделали и с констеблем Саем, привязав его веревками к столу. Фонарь горел у самого его лица, так что тот, кто тут потрудился, хорошо видел, что делает. Банка со сливками была пуста, на ней остались кровавые отпечатки пальцев. Тот, кто делал это кровавое дело, по ходу еще и подкрепился.

На лбу у констебля Сая убийца вырезал изображение какого-то животного. Какого — непонятно: дай утке нож, она бы справилась не хуже.

Останься констебль Сай в живых, ему понадобилась бы вторая повязка: здоровый его глаз был вырван из орбиты, и в дыру успели забраться мухи. На столе валялась окровавленная ложка, так что я в общем догадалась, каким образом был вырван этот глаз.

Констебль Сай умирал долго и мучительно, по всему телу остались ножевые раны. След на столе показывал, где лежали его руки в тот момент, когда на них обрушилось мачете. Голова его была запрокинута, рот раскрыт, языка не было. С него сняли ботинки и пальцы на стопах обстругали до кости, белые косточки торчали, точно мокрые палочки. Исчезла звезда, которую он всегда носил на кармане рубашки.

Мне поплохело. Я поскорее поставила револьвер на предохранитель и спрятала его в карман.

— Что это за рисунок у него на лбу? — поинтересовался Терри, наклоняясь над констеблем Саем. — Какой-то представитель семейства кошачьих?

Я мрачно глянула на Терри и для пущей выразительности фыркнула, втянув в себя вонючий воздух.

— По мне, это мало на что похоже, но это вполне может быть скунс.

— Ох! — только и выдохнул Терри.

Озноб пробежал по спине при одной мысли о том, что мы едва разминулись со Скунсом и ищет он, скорее всего, нас. Видимо, он счел Джина и Сая помехой: они пытались выполнить за него его работу, вот он с ними и расправился. Или же он решил, что они завладели деньгами или знают, где мешок. Так или иначе, окажись мы в доме, когда он пришел, он бы и за нас принялся, и под пыткой мы бы как миленькие отдали деньги, а потом он бы нас прикончил. А если бы он не пришел сюда, а преподобный не управился так ловко с доской, нас бы еще раньше прикончили констебль и Джин. Интересно, за сколько минут до прихода убийцы мы успели удрать?

Еще совсем недавно я гордо утверждала, будто никакого Скунса не существует. И вот оно — доказательство. С ним не поспоришь. И нет смысла храбриться. Он где-то рядом, вонючка, засранец, он ищет нас.

Терри быстро покидал в мешок самые ценные наши пожитки, добавив туда несколько банок консервов и хлеб из запасов преподобного, а затем нашарил за дверной рамой ключ. Как только мы вернулись на крыльцо, меня вытошнило. Запах ударил Терри в нос, и это уже оказалось чересчур даже для него. Он тоже согнулся пополам и сблевал.

Покончив с этим, мы пошаркали подошвами в грязи, чтобы отчистить кровь, а потом сходили к колодцу за водой. На краю колодца висела кружка — мы переливали воду из ведра в кружку и по очереди жадно пили.

Пока мы пили, я огляделась по сторонам и увидела, что передняя дверь в машине преподобного слегка приоткрыта. Я ткнула Терри в бок и указала на эту дверь. Он двинулся к машине, сжимая в руке фонарь, словно дубинку, а я достала револьвер и последовала за ним.

Терри осторожно заглянул в машину через ветровое стекло, потом глянул на меня, покачал головой и открыл полностью дверцу, чтобы мы могли как следует осмотреть машину. Одеяло и подушка преподобного оставались на месте, но измятые, а не аккуратно сложенные, как он их обычно оставлял. Повсюду и на сиденье, и на постели остались кровавые следы. Тут я разглядела, что и на ручках двери — и наружной, и внутренней — были те же отпечатки. Изнутри автомобиля поднималась такая же густая вонь, как и та, на которую мы натолкнулись в доме. Она налетела на нас, будто несущийся на всех парах грузовик, мы даже попятиться не успели. На миг мне показалось, что меня снова вывернет.

— Он спал в машине, — прошептал Терри. — Скунс. Убил констебля Сая, отрубил руки ему и Джину, а потом пришел сюда и устроился на ночевку. Чертовская выдержка.