Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она выглядела очень юной, но на вид была в хорошем настроении и уверенной. Мы думали, что они пара, решили, что он наконец-то завел себе девушку»
(Госпожа Стефан, соседка)
Вольфганг Приклопиль мечтал о том, что когда Наташа вырастет, он сможет больше не прятать ее, и они заживут нормальной жизнью, как и все другие пары на земле. Вот только как именно, он представлял весьма смутно. Наташа больше не должна была учить уроки, вместо этого она целыми днями должна была убирать дом в Штрасхофе. Его любовь к чистоте давно приобрела патологический характер. Каждый отпечаток пальца на поверхности стакана, каждый волос на полу способен был вызвать новый приступ бешенства. Он мог ударить ее, пихнуть, запереть на неделю в подвале без еды и воды.
«Когда тебе будет восемнадцать, твоя жизнь будет принадлежать только тебе».
Тело ее покрывали синяки и шрамы, а из-за недоедания и душащих по ночам истерик она похудела до опасной отметки в сорок килограммов.
«Когда тебе будет восемнадцать…».
Дата икс приближалась, но глупо было предполагать, что после восемнадцатилетия в ее отношениях с Вольфгангом что-то переменится. Никогда ничего не меняется. Как-то раз 2 марта 1998 года она отчаянно хотела исчезнуть, изменить свою жизнь, чтобы мама над ней больше не издевалась. Теперь рядом больше не было мамы, но что переменилось? Все так же ей доставались затрещины, так же она чувствовала себя грязной и ничтожной из-за необходимости пользоваться клеенкой. Раньше это было постельное белье для стариков, теперь это была клеенка, на которой полагалось сидеть, чтобы ничего не испачкать в идеальном доме Вольфганга. Раньше ей запрещалось упоминать имя отца, теперь же ей запретили упоминать имена обоих родителей. У нее отобрали даже ее собственное имя. Так же ей запрещали есть то, что она хочет, и так же ее единственным окном в мир были фильмы и книги. В жизни ничего никогда не меняется. Разве что только становится хуже.
Каждый раз, когда она делала неуклюжий шаг в сторону, открывала окно или же попросту хотела закрыть дверь туалета, Вольфганг обвинял ее в попытке побега. Наташа без конца уверяла его, что никогда не покинет его, но Вольфганг понимал, что это неправда.
– А вообще, если хочешь бежать, я тебя не держу. Кому ты там нужна? О тебе уже никто даже не помнит, – сказал однажды Вольфганг Приклопиль, и вот это было по-настоящему страшно. Она привыкла к побоям, голоду и одиночеству, это не пугало. То, что было за пределами дома в Штрасхофе, было действительно страшно. Каждый раз, когда они оказывались среди других людей, в магазине ли, в кафе, Наташа впадала в ступор, смешанный с паникой. Ей хотелось назад, в привычный мир, где ее никто не видит.
«Он хотел, чтобы я всегда ходила впереди него и никогда сзади. Чтобы он всегда мог следить за мной. И я не могла ни к кому подойти. Он постоянно угрожал, что сделает что-нибудь с теми, кому я скажу хоть слово. Что он убьет их. И я не могла рисковать.
Было много людей, которым я пыталась подать знак, но они не подозревали о подобных вещах. Они не читают газет и не думают: ”Ах, ведь это может быть та девочка, о которой я читал…”
Но в основном было недостаточно времени. Издай я хоть звук, он тут же утащил бы меня… А если бы было слишком поздно, то убил бы того человека или меня.
Еще хуже было с вежливыми людьми. Как с любезными продавцами в ”Баумаркте“. Один спросил меня: ”Могу я вам чем-нибудь помочь?” А я стояла в полнейшей панике и напряжении, едва дыша, с колотящимся сердцем. И не могла пошевелиться. Мне пришлось беспомощно наблюдать, как он отсылает продавца. Мне удалось лишь улыбнуться этому продавцу, потому что он такой доброжелательный. То есть он ведь не понял, что что-то не так.
Я всегда старалась улыбаться так, как на своих старых фотографиях, на случай, если кто-нибудь вспомнит мои снимки. Но иногда, в самом начале, мне было невыносимо находиться среди людей. Я не привыкла к этому, и скопление народа вызывало у меня беспокойство. Было очень неловко.
Время от времени, в своей манере, он давал мне советы, как я могу оказаться за его спиной и сбежать. Должно быть, его осенило в приступе паранойи. Он как будто и вправду хотел, чтобы я однажды освободилась. Чтобы все рухнуло, чтобы справедливость как-то восторжествовала».
(Наташа Кампуш)
– Если ты убежишь, я умру. Мне придется себя убить, ты ведь понимаешь? – спросил однажды Вольфганг. В тот день Наташа спала наверху. Руки их были связаны бичевкой, но Наташа уже давно привыкла к этому неудобству. Это был тихий вечер, за который они ни разу даже не поругались. С чего вдруг Вольфганг сказал это, она не поняла, но переспрашивать не стала. Не хотелось нарушать хрупкое счастье этого вечера. Одно она тогда поняла: то, что сказал Вольфганг, – вовсе не угроза. В этой фразе не было ни единой эмоции. Просто констатация факта.
Приближался день ее восемнадцатилетия. С тех пор ее жизнь будет принадлежать только ей. Этот чертов ипотечный кредит будет оплачен. Она поклялась себе в этом 2 февраля 1998 года, и она исполнит это обещание. Представьте, вы выплатили ипотечный кредит, но у вас все равно отбирают дом, что вы сделаете? Наверное, разорвете все отношения с этим мошенническим банком и начнете все сначала. Наташа следовала именно этой логике. Так или иначе, начиная с восемнадцати лет ее жизнь будет принадлежать только ей. И если она не сможет сбежать, она как минимум сможет умереть. К тому моменту смерти она боялась гораздо меньше, чем жизни.
За пару дней до дня рождения Вольфганг огорошил ее новостью: они едут на горнолыжный курорт на пару дней. Это грозило стать настоящим приключением. Самым невероятным в ее жизни. Она приучила Вольфганга к тому, что в жизни должны быть праздники и подарки, Вольфганг хорошо это усвоил и строго следовал правилам Наташи.
Курорт располагался в нескольких часах езды на машине от их дома. Там было так много людей, а воздух казался настолько чистым и свежим, что начинала кружиться голова. Как и всегда, Вольфганг издевался над неуклюжестью Наташи. Девушка впервые стояла на горных лыжах, и у нее ни черта не получалось. Каждый раз, когда к ним за чем-то обращались люди, Вольфганг менялся в лице, а руки его сжимались в кулаки. Никто уже не мог узнать давно пропавшую Наташу Кампуш, однако страх разоблачения стал неотъемлемой частью их жизни.
Накопившееся раздражение он выплеснул на Наташу, которой досталось больше обычного.
– Почему ты меня выбрал? – в тысячный раз задала Наташа этот вопрос.
– Я всегда мечтал о рабыне, – зло усмехнулся Вольфганг.
В свой день рождения она оказалась среди людей. Ее последний и единственный шанс раз и навсегда изменить свою жизнь. Она должна была хотя бы попытаться. Девушка отпросилась у Вольфганга в туалет и исчезла за белой дверью общественного туалета. Внутри, как назло, никого не было. Наташе пришлось запереться в одной из кабинок. Драгоценные минуты таяли. Тут девушка услышала спасительный хлопок входной двери. Она вылетела из кабинки и накинулась на посетителя: