кивнул Само. — Это, Лют, чистые деньги. И секрет этого зелья тебе хранить придется крепче, чем мы пещеру с солью берегли.

— Да кто это пить-то будет? — брезгливо спросил Лют.

— Начнем с данов, — хладнокровно ответил князь. — А то они уж очень дорого мне обходятся. Надо деньги в казну возвращать понемногу. А как работу наладим, в Кельн повезем. Там германцы с руками оторвут.

— Ну, не знаю, — с сомнением ответил боярин. — Мед куда приятнее. — Он подумал и вздохнул. — Только его ждать уж очень долго. А этот запах чем-нибудь перебить можно?

— Можно, конечно, — кивнул князь. — Через уголь пропустить нужно будет, на ягодах настоять и на травах. Все у нас получится, Лют. Батистовые портянки носить будем.

— А? — вопросительно раскрыл рот боярин. — Чего носить будем?

— Забудь, — махнул рукой князь. Тут по-прежнему никто не понимал его идиом. — Трех человек выдели в помощь и одного стражника. Он будет сарай охранять, и Григорию пить не давать. Сгинет парень от этого пойла, а он мне нужен. За зиму надо производство наладить, чтобы на торге купцов угостить. Дадим на пробу с собой, а в следующем году уже продавать будем.

— Да? — с сомнением спросил Лют. — Как скажешь. Есть семья пришлых изгоев с севера. То ли мильчане, то ли глиняне, я уж и забыл, из какого они племени. Только вчера на жительство попросились. Их сюда и поставлю. Они в городе не знают никого, болтать лишнего не станут.

— Сам решай, — махнул рукой князь и пошел домой. Надоели уже дела, можно и с семьей время провести.

Он вошел в сени и, бросив служанке плащ, вошел в горницу. Людмила сидела за столом и, задумчиво шевеля губами, читала какие-то записи на бересте.

— Что это у тебя? — спросил Само, обняв сына, который немедля забрался на колени и начал теребить его за усы. Он знал, что жена читать выучилась. Бывшая рабыня оказалась весьма неглупа. Она освоила и арифметику тоже, что для владелицы немалого хозяйства оказалось просто бесценным.

— Отчет читаю из имения. Того, которое в дулебских землях. Пишут, что урожай плохой был, потому зерна мало пришлют. Град побил.

— Думаешь, воруют? — с любопытством спросил князь.

— Воруют, — обреченно ответила княгиня. — Я у Любавы спросила, не было неурожая в тех землях. И града тоже не было. Ей о таком сразу докладывают.

— Что делать будешь? — с интересом спросил Само.

— Старосту на правеж поставлю, — вздохнула Людмила. — Да что за напасть! Третий староста уже за два года. Что ж за дурни попадаются! Ведь знает, окаянный, что те двое на пытке во всем сознались, а потом их повесили, и все равно ворует. Не понимаю я людей. Вот чего им не хватает?

— А этого, значит, вешать не станешь? — весело посмотрел на нее князь.

— У него жена ребенка ждет, и еще детей пятеро, — грустно сказала княгиня. — Выпорю, недостачу взыщу и в общину верну. Пусть землю пашет.

— Не боишься, что остальные тоже воровать будут, раз наказания никакого нет за это? — прищурился князь. — Сошли его камень рубить годика на три. Нам сейчас камень ой как нужен. И остальным наука будет.

— А так можно разве? — захлопала ресницами Людмила. — По уложению за крупное воровство при исполнении виселица положена.

— Хм-м, — Самослав задумался. — И, правда, нельзя! А давай-ка мы расследование проведем. Если виновен, осудим по закону, а потом я его помилую. По твоей просьбе. Заменим каторгой.

— Хорошо! — Людмила вздохнула с облегчением. Она ужасно не любила публичные казни, на которых обязана была присутствовать. — Ужинать будешь?

— Скажи, пусть несут, сама не поднимай ничего, — кивнул Само, любуясь женой. Ей рожать через пару месяцев. — Ну что думаешь, кто там у нас? Еще один воин, или будущая герцогиня баварская?

— Да кого боги пошлют, — смутилась жена. — Почитаешь мне перед сном? Я старую латынь еще совсем плохо понимаю.

— А что тебе почитать? — спросил Само. — Светония хочешь? Жизнь двенадцати цезарей?

— Ой! Не хочу! — поморщилась Людмила. — Про Антония и Клеопатру интересно, а Калигула дурной какой-то. И Нерон тоже. Один с собственной сестрой спал, а второй родную мать убил. И как они могли всем миром править? Нелюди какие-то, хуже обров.

— Тогда давай Цицерона почитаем, — не стал упрямиться Само. — Речь на суде по делу Секста Росция. Про то, как невиновного человека в убийстве отца обвинили, а проныра-адвокат его спас. Эта речь в основу всех законов ляжет. Хочешь?

— Хочу! — вспыхнула счастьем Людмила.

Они сидели в спальне, прижавшись друг к другу, а Самослав крутил в руках свиток, переводя на словенский язык старинную чеканную латынь, которую уже почти никто не понимал. Только священники и те, кто успел закончить стремительно исчезающие в Галлии и Италии риторические школы. Он учил латынь с Григорием, и оттачивал свои навыки, читая старые свитки. Любимая жена сидела рядом, положив голову ему на плечо. Она, раскрыв рот, слушала, как ловкий адвокат не побоялся пойти против любимца самого всесильного Суллы, и доказал невиновность своего клиента. Она так и заснула, прижавшись к мужу. А он не мог понять, что же его гложет. Что-то во всем этом было неправильно, чего-то не хватало. Он долго ворочался, потому что не мог заснуть, и только ближе к полуночи сел рывком на кровати.

— Точно! Вот я осел! Бумага! Мне срочно нужна бумага! С этим папирусом скоро в трубу вылетим!

Глава 16

В то же время. Месяц Листопад. Паннонская степь, правобережье Дуная

Добрята скакал на коне, выплевывая в мишень стрелу за стрелой. Месяцы, что он провел в кочевье, не прошли даром. Малая толика таланта и совершено нечеловеческая работоспособность творили чудеса. Старики удивленно качали головами. Они не понимали, зачем от зари до зари скакать на лошади, стрелять из лука и бросать чудные ножи с дырками в рукояти, когда можно просто пасти баранов и смотреть на небо. Собственно, именно так степь и жила сотнями поколений. Но на мальчишку поглядывали одобрительно, ставя в пример бестолковым внукам.

В прибрежные кочевья зачастили купцы и, внезапно выяснилось, что торговать тоже вполне неплохо. Особенно, когда не имеешь сил взять нужное тебе силой. На развалинах Виндобоны образовался рынок, там стал селиться торговый люд из местных словен, и понемногу это место начало оживать. На запад и север пошли бараны и кони, повезли купцы в Новгород тюки шерсти, которую стричь еще не умели, а просто выщипывали. А в степь пошли бусы, заколки, хорошие ножи, котлы, платки, ткани, зерно, вино из далекой Галлии… И, конечно же, соль по сходной цене.