– Это была Анна, его мать, – проговорил Ричард, и я в недоумении посмотрела на него.

Мне показалось, или он вздохнул с облегчением? Плечи его расслабились, лицо, на котором красными лепестками плясали всполохи пламени, утратило каменно-напряженное выражение, губы больше не сжимались в тонкую суровую полосу.

– Анна? Но как такое возможно?

Ричард помолчал, словно решаясь на что-то, потом мягко высвободил свою руку из моих негнущихся пальцев и встал. Я испуганно наблюдала за ним, не в силах понять, хочу ли я услышать ответ на свой вопрос. Вот он подошел к окну, посмотрел вниз, на скалы, словно выискивая кого-то в ночной тьме. Вот он пересек комнату и принялся неторопливо снимать воск со свечей на каминной полке.

Почему он тянет с ответом?

И почему не возвращается Стив?

Я настолько глубоко сосредоточилась на фигуре Ричарда, на его движениях и мимике, что, когда он вдруг заговорил, едва не вскрикнула от неожиданности.

– Анна Манчини появилась у нас в доме, когда мне было семь лет. Помню, как я называл ее феей, – у него дернулись уголки губ, словно он старался сдержать улыбку. – Она и в самом деле походила на волшебное, неземное создание: хрупкое, тоненькое и удивительно живое, настоящее. Я раньше не встречал таких людей. Хотя, впрочем, мне особо и не с кем было сравнивать… Анна во всем умела находить радость и вдохновение и абсолютно не принимала серые тона в отношениях, окружении, даже в одежде…

Я слушала Ричарда и понимала, в кого пошел Стив. Его старший брат словно рассказывал мне о моем друге, а не о его несчастной матери. Между тем Ричард нагнулся, поворошил дрова в камине коваными щипцами и добавил пару свежих поленьев. На меня пахнуло теплом, а в комнате сразу стало уютнее.

– С ее приездом на острове многое изменилось. Она словно принесла сюда солнечный свет, краски и свежий, живительный воздух. Благодаря ей преобразился дом, который она украсила витражами и картинами, по большей части своими. С побережья привезли новую мебель, ковры, шторы… Даже отец рядом с Анной стал иным: он выходил обедать с нами, чего никогда раньше не было, подолгу играл и беседовал со мной…

В голосе Ричарда я уловила нотки горечи и почувствовала горячую волну жалости, хлынувшую из сердца и поглотившую страх.

– Она не заменила мне мать, но была для меня весенним солнцем, живым, ярким, согревающим. Она научила меня улыбаться и ценить красоту… Когда родился Стивен, Анна сама нянчила его, лишь изредка поднимаясь в башню, которую она обустроила для своих занятий живописью. Я очень любил там бывать. До родов она целые дни проводила там, писала картины, а я сидел у окна с книгой и наблюдал, как она работает…

Однажды, когда Стивен заснул, Анна ушла в студию, а меня попросила приглядеть за братом. Заметив, что она долго не спускается, Мария поднялась позвать ее покормить малыша, но в студии никого не оказалось, лишь балкон был распахнут настежь, а его перила перепачканы краской.

– Ее… ее нашли?

– Нет. Не нашли, хотя ветер дул с океана, и тело… Анна просто не могла бесследно исчезнуть, но тем не менее… исчезла. Я не решаюсь сказать ничего определенного о том, что же стало причиной ее смерти, но эта краска на балконе красноречиво свидетельствует, что Анна туда выходила.

Он умолк, потом посмотрел мне прямо в глаза, словно заглянул в самые тайные уголки души, и тихо добавил:

– Я не хотел пугать вас своим рассказом, но… может, хотя бы это убедит вас? Заставит прислушаться к моим словам и просьбам, для которых у меня есть все основания?

– А Стив… знает?

– Нет.

– Как? – я не могла поверить своим ушам.

– Ему не нужно этого знать.

– Но почему? Ведь Анна – его мать! И он имеет право…

– Селена, вы хорошо знаете Стива, не так ли? – Ричард посмотрел на меня так, что мне стало неловко. Не стоило большого труда догадаться, какой смысл он вкладывал в свой вопрос. – Но я знаю его лучше. И тоже его люблю…

«И тоже его люблю…»

Неужели он думает, что я… А что же ему еще думать?

– …и буду оберегать его от потрясений и страданий, ненужных поступков и слов, особенно тех, которые вызовут бессмысленные мучения и лишат его покоя. Он потерял мать, фактически не зная ее, и переживал об этом все свое детство, о чем я прекрасно помню и уверен, боль потери все еще мучает его. Зачем ее усугублять? Зачем вскрывать затягивающуюся рану? Какой в этом смысл?

Я не знала, что ему на это ответить, и лишь потрясенно молчала. Мне было очень жаль и Ричарда, и Стива. И себя тоже…

Рассказ о смерти Анны настолько ошеломил меня, что я не заметила, как вернулся Стив.

– Так! И кому после этого я могу довериться, если родной брат доводит мою подругу до слез?

Его громкий голос заставил меня вздрогнуть и поднять голову, и я только теперь увидела, что в комнате стало намного светлее. Когда Ричард успел заменить свечи?

Стив стоял у моей кровати и хмурился.

Неужели я плакала? Да, так и есть…

Я попыталась возразить ему, хотя мои слова прозвучали не совсем убедительно:

– Ричард здесь ни при чем, я сама…

– Ага, как же! Может, ты читала ему вслух «Грозовой перевал»? – лицо Стива потемнело, несмотря на его неудачную попытку пошутить.

– Уверяю тебя, твой сарказм неуместен, – от того, как Ричард это произнес, у меня по спине пробежали мурашки.

– Да ну? – как мне показалось, угрожающе хмыкнул Стив.

Ричард пересек комнату и подошел к брату. Некоторое время они стояли и смотрели друг на друга, а я пыталась понять их безмолвный диалог.

– Спокойной ночи, – проговорил наконец Ричард, по-видимому, обращаясь к нам обоим, но затем повернулся в мою сторону. – Селена, я очень вас прошу, не делайте того, что может дорого обойтись не только вам.

Стив даже не обернулся, когда дверь спальни закрылась за его братом, пропустив мимо ушей последнюю странную фразу.

– Спящая красавица… – начал он, но я его перебила:

– Ты был невежлив.

Мне не хотелось его упрекать, но я была раздосадована его поведением и обижена за Ричарда.

– Да, прости, – Стив устало провел ладонью по лицу. – Мне не стоило так себя вести.

– Определенно.

– Наверное, я просто расстроился из-за… из-за…

– Плохие новости? – подсказала я.

– Да, неважные.

– Не поделишься? – рискнула спросить я, хотя прекрасно знала, как он отреагирует, и оказалась права.

– Нет. Извини, но тебе это выслушивать ни к чему, тем более что ты, судя по твоим слезам, и так далеко не в лучшем расположении духа. Я, честно говоря, размышлял, давать ли тебе на ночь успокоительное, а теперь просто уверился в этом.