Лишь две вещи смутно беспокоили меня. Первая – менее значимая – это странное поведение Марии, которую я уже привыкла видеть радушной и улыбчивой. Расставляя на столике чашки и тарелки для завтрака, экономка не произнесла ни слова. Единственное, что я услышала от нее, это было «Доброе утро, мисс», и то сказанное суховатым тоном, лишенным вчерашней мягкости и тепла.

Едва за Марией закрылась дверь, я поделилась своими наблюдениями со Стивом, который в ответ посоветовал мне просто не обращать на это внимания.

– Как же не обращать? – не согласилась я. – Вчера Мария была совсем другой, а сегодня словно чем-то рассержена.

– Так не ты же в этом виновата, вот чудна́я! Просто Гордон не привез ей какие-то продукты для завтрашнего праздничного ужина. То ли магазин был закрыт, то ли что-то там случилось, я не в курсе подробностей, но Мария дулась на него целый вечер и, полагаю, все-таки заставит его еще раз плыть в деревню. Для нее праздничный ужин – это святое! И если она не приготовит то, что задумала, или, скажем, ей не хватит щепотки карри для жаркóго – страшно подумать, что ждет беднягу Гордона.

Тот факт, что Мария трепетно относится к своей стряпне, сомнений у меня не вызывал. Но мне было очень интересно, как эта робкая и тихая женщина, так похожая на добрых домашних старушек, которые варят варенье из слив и рассказывают чу́дные сказки, каждый раз украшая сюжет новыми подробностями, может заставить такого угрюмого и сурового типа, как Гордон, что-либо сделать против его воли.

Однако их семейные отношения меня не касались, и расспрашивать дальше было неэтично, поэтому я удовлетворилась объяснением Стива и, дождавшись, пока он исчезнет с пустой посудой за дверью, принялась одеваться на прогулку, время от времени морщась от боли, которая напоминала о себе при резких движениях. Впрочем, в этом я решила никому не признаваться: уж очень мне не хотелось сидеть одной в пустой комнате, пусть и с хорошей книгой.

Пустых комнат и компании книг мне хватало и в Портленде.

Это я поняла только сейчас.

Вторым предметом моих беспокойных размышлений был, разумеется, хозяин дома, чье непредсказуемое поведение и частую смену настроения я тщетно пыталась постичь, но не могла убедиться ни в чем конкретном. Почему он так странно себя ведет, то являя собой образ истинного джентльмена, учтивого, пусть и несколько старомодного собеседника, то замыкаясь в себе и сверля меня необъяснимо тяжелым пристальным взглядом, который приводил меня в трепет и вызывал глубокое и непривычное смятение.

Папа всегда говорил, что у меня есть дар, чутье на людей. А еще, пусть это и не очень хорошо, прежде всего для меня самой, что я не умею обманывать, лукавить и не признаю полутонов в отношениях.

– Ты, малыш, как камертон, который тонко и совершенно безошибочно определяет, «твой» это человек или нет, – не раз повторял папа.

До визита на остров я была уверена, что так оно и было: человек мне либо нравился, либо нет, но это казалось мне абсолютно естественным, ведь каждый формирует для себя круг общения, принимая или не впуская других людей в его границы. Я чувствовала окружающих и выстраивала с ними отношения, либо они уходили из моей жизни, но признаюсь, мне всегда было очень тяжело перестраиваться в своей оценке чужих характеров и поведения, если я – что случалось крайне редко – ошибалась при первой встрече.

Ричард Логан обескураживал меня. Я не могла определить, относится он к «моему» типу или нет, что приводило меня в замешательство каждый раз, когда я думала о нем, а думала я о нем последние два дня постоянно.

Вряд ли это понравилось бы Стиву, но я не собиралась ставить его в известность. Одно дело – говорить с ним о Келлерах, и совершенно другое – о его брате. Это я уже успела понять.

Что касается самого Стива, то он понравился мне сразу. Не принимая ту его роль, которую он хотел играть в моей жизни, я все равно считала его своим другом.

Папа всегда был для меня не только и не столько отцом, другом и поддержкой, он был моей действительностью, вне которой я себя даже не представляла.

А вот Ричард… Ричард стал для меня настоящим откровением, и я, не сумев с ходу разобраться в нем, чувствовала себя абсолютно растерянной.

Думаю, папа был прав насчет камертона, только это никак не облегчало мое нынешнее состояние и не могло помочь определить отношение ко мне старшего Логана. Каким-то образом здесь, на острове, мой камертон сломался. Какие помехи были тому виной, я даже не могла предположить.

Папа, что же мне теперь делать? Ты никогда не говорил мне, как поступать в подобном случае, потому что не верил, что такое возможно, убедив в этом и меня. Но теперь мне приходится в это поверить и как-то разбираться самой, без твоей помощи…

Пребывая в глубокой задумчивости, я вышла со Стивом во двор.

Утро выдалось пасмурным, хотя и без дождя. Тяжелые тучи окутали остров грязно-серым коконом, простирающимся до самого горизонта и постепенно сливающимся с неспокойным океаном, который величественно, но не яростно вздымал свои волны, словно дышал большой глянцевый зверь. Ветер немного притих, что давало призрачную надежду на постепенное улучшение погоды.

Стив, однако, думал иначе, потому что хмурился, поглядывая на небо, и забавно потягивал носом воздух, пока мы пересекали широкий, вымощенный крупными необработанными камнями двор.

Возле угла дома он не выдержал:

– Селена, послушай, подожди меня минутку. Я вернусь за зонтом.

– Ты думаешь, пойдет дождь? Мне так не кажется. Ведь дождем совсем не пахнет…

– Да, это пока, но облака тяжелеют.

– Разве? Я не заметила.

– Посмотри вот туда, – он указал на юг. – Всякое может случиться. Погода на острове переменчива, а мне не хочется, чтобы ты промокла. Я мигом!

С уходом Стива мои мысли вновь вернулись к прежнему предмету, а точнее, человеку. С момента пробуждения я не переставала думать о Ричарде, чье почти мистическое появление ночью в моей комнате спасло меня от гибели. Как и вчера, мы не встретились за завтраком, но и без этого я физически ощущала его присутствие в доме и – я даже не знаю, лучше это или хуже, – в собственной голове.

Я не могла все это объяснить, но совершенно точно знала и чувствовала всем своим одиноким существом: несмотря на то что я пробыла в Розе Ветров всего пару дней, хозяин острова стал словно неотъемлемой частью меня самóй, самой таинственной, непонятной и противоречивой частью. Возможно, было слишком смело сравнивать его с собственным отражением, но это казалось мне естественным, как и внутренний диалог, который я непроизвольно вела с ним в минуты его отсутствия. Вот и сейчас, стоя с подветренной стороны дома и шевеля носком туфли жухлые травинки, пробивающиеся сквозь камни, я спрашивала себя (или его?), как он появился в предрассветных сумерках в моей спальне? Положим, изнутри дверь была не заперта (мне это даже в голову не приходило), но откуда он узнал, что мне плохо, я же не могла произнести ни звука? Как ему вообще удавалось появляться, словно призрак, каждый раз до смерти пугая меня и тут же спасая от очередной беды?