Он потерял самообладание: на этот раз горячая кровь его далёких предков горцев-самнитов* напомнила о себе – он сжал кулаки, потрясая ими в воздухе.

– Подсудимый оскорбил императора! – раздался чей-то злобный голос.

Гул возмущения, разбуженный этим выкриком, постепенно нарастал, грозя вылиться в настоящую бурю.

Претор решил наконец вмешаться и подал знак: звук тубы призвал народ к молчанию. Когда шум в зале постепенно утих, Пизон обратился к публике с речью, которую давно ждали сторонники подсудимого.

– Квириты!* Только что нам стало известно решение жреческой коллегии, слушавшей дело об обвинении весталки Альбии в нарушении обета целомудрия. Жрица признана невиновной: она не запятнала честь служительницы Весты и сохранила свою невинность. Позор не коснулся священного очага богини!

На этот раз публика отозвалась ропотом, выражавшем не то удивление и недоверие, не то недовольство тем, что её лишили долгожданного зрелища наказания виновных. Зато галерея шумно рукоплескала.

– От имени суда присяжных я, претор Гай Пизон, требую пересмотреть приговор, вынесенный подсудимому Марку Блоссию обвинительной стороной, – продолжал свою речь Пизон. – Будем откровенны, приговор несправедлив. Во имя всех богов-покровителей Рима, призываю вас, квириты, к соблюдению законов нашего государства и отмене сурового наказания, которое позорит имя римского гражданина.

Снова поднялся шум.

– Претор подкуплен родственниками обвиняемого! Всем известно богатство кампанских Блоссиев! – прокричал всё тот же злобный голос.

Собравшихся охватило крайнее возбуждение, распространившееся и на тех, кто ожидал решения суда на улице.

Соблюдая традиции римского права, Пизон был вынужден учитывать решение присяжных. Он напомнил им о необходимости серьёзно взвесить все обстоятельства дела и вынести приговор, основываясь на правосудии. Каждый из судей, держа в руке камешек, произносил слова: « Если я ошибусь сознательно, то пусть тогда Юпитер, ради спасения города, отбросит от меня добрых людей, как я отбрасываю этот камень». Приступили к голосованию. Каждый из судей должен был дать свой ответ на табличке, начертав на ней одну из трёх букв: A, C или N. Первая означала «absolvo» – оправдываю, вторая – «condemno» – осуждаю, и, наконец, третья – «non liqet» – не ясно. Что касалось последнего решения, то оно определялось как отстрочка в рассмотрении дела, поскольку недостаточно уяснена вина и суду необходимо получить дополнительные сведения.

Наконец пристав по знаку претора объявил об окончании прений громовым «dixerunt!» – «они сказали!» – и зал притих в ожидании.

После голосования, в котором табличек с буквой «C» оказалось всего на одну меньше, чем с буквой «N», приговор был пересмотрен. Часть кампанских земель Марка Блоссия оставалась его частной собственностью, но другая, большая часть, включая виллу в Капуе, была объявлена владениями римского государства. За признание вины и чистосердечное раскаяние Марку Блоссию, во избежание более суровой участи, было разрешено беспрепятственно удалиться в изгнание. А в подтверждение того, что впредь он не будет нарушать законы императора, ему надлежало в короткий срок вступить в брак с любой, пожелавшей разделить горечь изгнания женщиной.

Судебное разбирательство было закончено.

Наступил уже вечер, и народ толпился в ожидании, когда Марк вышел из храма Согласия. Его приветствовали десятки голосов. Но слышались и оскорбления, и угрозы, и проклятия. В возбуждённой толпе, теснившейся у портика, чуть не произошло столкновение, которое могло повлечь за собой гибель людей.

Претор Пизон, под защитой отряда преторианцев, уговорами и силой оружия утихомирил недовольных решением суда противников Блоссия и призвал горожан мирно разойтись по домам. Постепенно напряжение спало, народ стал расходиться.

Никто из Блоссиев, окружённых друзьями и родственниками, не обратил внимания на прятавшихся за колоннами храма женщину с покрывалом на голове и одетого во всё тёмное мужчину. И никто не услышал, как этот мужчина, обернувшись к своей спутнице и ловя воздух перекошенным от ярости ртом, злобным голосом проговорил:

– И всё-таки неужели ты думаешь, что мы проиграли?! Нет, я так просто не сдамся, клянусь Фуриями-Мстительницами!

***

Прокуратор – в рим. частном праве представитель ответчика/истца перед судом

Самниты – италийские племена, потомки сабинов

Квириты – собирательная формулировка “Римский народ”

Альбия очнулась от внезапного ощущения холода. Она медленно приподнялась и села, прислонясь спиной к стене. В ушах у неё звенело, ноги оцепенели. Долгое время она ничего не различала в темноте – её обволакивал какой-то вязкий туман, в котором чудились чьи-то белые развевающиеся одежды. Мало-помалу слабость начала проходить, а память возвращаться, восстанавливая события прошлой ночи.

Альбия вспомнила унижение и стыд, пережитые ею во время разбирательства её «грехопадения» в жреческой коллегии, вспомнила свой страх, когда кто-то из жриц заговорил о старинном обычае погребения заживо, и облегчение после выступления Великой девы, которая заявила, что столь жестокое наказание не соответствует совершённому весталкой проступку. Она вспомнила, как с неё сняли одежду и как дикая боль пронизала всё её тело, когда по её обнажённой спине ударили розгами. То, как была отперта дверь темницы, в которую её бросили, Альбия помнила уже смутно. От перенесённых ею душевных и телесных мук девушка лишилась сознания...

Альбия глубоко вздохнула и склонила голову. Распущенные волосы прикрыли её дрожащее от холода тело, точно плащ окутали девушку ласковым теплом. Оглядевшись, она увидела в углу плоский камень, на котором лежал кусок хлеба и стояла чаша с водой. Альбия с трудом встала, держась рукой за стену, подошла к камню и поднесла чашу к пересохшим губам. Но, едва сделав глоток, девушка вдруг замерла – ей показалось, что в темнице есть ещё кто-то. Обернувшись, она увидела, что кто-то, в длинной, до пола, одежде, сидит на скамье у двери.

– Ты всё ещё полна сомнений, – раздался голос Великой девы. Скупой луч света, проникавший в темницу сквозь маленькое отверстие в стене, поблёскивал на её сединах, растворялся в её горящих глазах. – Твои заблуждения не принесут тебе ничего, кроме страданий. Ты ослеплена пагубным блеском лживых страстей, но я могу помочь тебе сорвать покровы с твоей души и допустить в неё истинный свет нашей Веры.

Альбия со стоном опустилась на скамью рядом с Пинарией и уронила голову на грудь.

Когда-то у неё было желание – покориться Великой деве, излить ей все свои сердечные муки, получить желанное умиротворение. Но теперь её мысли приняли другое направление – она испытывала чувство острой непримиримости к Пинарии и тому учению, от которого бежала. Те мужчины и женщины, которых Альбии приходилось встречать на пирах у Кальпурнии и Марка, были правы, желая друг друга. Весталка жаждала принять их мир, жить их жизнью, поклоняться чтимой ими пенорождённой богине. А главное: она хотела любить и быть любимой. Она встретила дорогого её сердцу мужчину и уже за это была благодарна Судьбе.